Особенно,... 
58 
Животное начинает нервничать и быстрее работать челюстями. Однако кивает — да, мол, в «Газете» у нас круто, но новых сотрудников пока не берем. У стола тем временем усиливается трафик: Лесной уже рассказал тусовке про дичь, и народ подбирается поближе к мангалу. Дима Завалишин ведет прицельную макросъемку для зоологических изданий. Наконец я завершаю представление тем, что показываю зверьку свою визитку.
У зверька сразу портится аппетит. Он еще успевает прокричать, что на самом деле работает в мужском журнале «Медвед», но подоспевшие охранники зоосада быстро уносят его куда-то. Видимо, в Бобруйск, к медведам.
Нам же с Лесным, дабы закрепить статус правильных животных, приходится хорошенько поесть, выпить и посмотреть стриптиз. В какой-то момент Лесной слегка теряет координацию, пытаясь развязать бретельку на стриптизерше — но в конце концов справляется. Лепечут девушки «ура!» и в воздух лифчики бросают, и ни у кого больше нет сомнений, как выглядят настоящие сотрудники «Газеты.ру».
Глава 6. Бес политики
красный закат
через всю песочницу
тень от солдатика
Достоевский и сверчок
Чтобы не свихнуться в Москве, лучше жить с ней в противофазе. Меня всегда удивляло, как большие города пустеют ночью. Понятно, что люди спят. Но в большом городе это переключение очень контрастно. Вся дневная суета, пробки, толпы — все кажется вымышленным. Морок, который вдруг исчез.
В четыре утра иду пешком домой в Сокольники. Совсем недалеко отошел от Ленинградского вокзала — услышал сверчка. Прямо внутри этого коридора из бетона, который называется «проспектом». Сверчок сидит в ступеньке одного из подъездов. Высунул задницу из трещины, и стрекочет что есть мочи! Что его занесло сюда — ни в сквер, ни во двор, а именно на эту сторону, на вонючий проспект? Сижу и слушаю, присев на корточки перед этим крыльцом с трещиной. Потом встаю, поднимаю глаза — на доме вывеска: «ЖИВОЙ ЗВУК. Магазин музыкальных инструментов».
Днем тоже можно ухватить немного реальности. Не такой живой, но все же. Рядом с серым зданием на Зубовском, где обитает наша редакция, стоит нечто под названием «Ансамбль провиантских складов». Огромный безвкусный дом с огромными же воротами. По утрам, когда я иду на работу, из-за ворот высовываются солдаты и выпрашивают сигареты у прохожих. А по ночам, когда я возвращаюсь, у ворот стоит пара машин и шеренга крашеных блондинок в коротких кожаных юбках.
Эти утренние и вечерние встречи неплохо отрезвляют. Ни солдатам, ни проституткам не интересно, кто и как освещает сегодня мировую политику. Их вряд ли позабавит тот факт, что разность потенциалов, необходимая для освещения, может возникать внутри одного серого здания по соседству: на одном полюсе, в РИА «Новости», создаются гладкие официальные версии, а на другом умники из «Газеты.ру» взламывают весь этот винтовоз.
Увы, моральной поддержки сверчков, солдат и проституток хватает ненадолго, если опять подключаешься к этой серой батарейке. Такой ток идет, поневоле засветишься.
# # #
Свою первую и последнюю аналитическую статью на политическую тему я написал после того, как получил рассылку, которая призывала «не сдаваться натовской пропаганде и объективно информировать публику, сообщать только правду». Статья-ответ задумывалась про Балканскую войну. А получилось опять про литературу. Про Достоевского.
Но ведь это всегда было связано, с детства! Весна, катание на льдинах, первые листья и птицы, и сам воздух — как будто живое существо… Ты заходишь с улицы в школьный вестибюль — а там стоит в черной рамке портрет очередного генсека, откинувшего копыта. Рядом — одноклассники в галстуках, стоят в карауле. Ну, не стоят, а сидят, пока никто не видит, лузгают семечки. Никто из них не помнит, как звали этого очередного покойника. Его вообще раньше никто не видел. Ты проходишь мимо и идешь на политинформацию — очередной мифический мир, где рассказывают о безработице в странах гниющего капитализма. Их тоже никто не видел.
А после политинформации начинается русская литература — мирок и вовсе липовый. Ты сидишь и смотришь в окно, а у тебя над ухом бубнят про комнаты-гробы, зарубленных старушек, утопленных собачек и застрелившихся в вишневом саду гуманитариев. За окном почки трескаются, птицы по веткам прыгают. Скоро уже можно будет купаться или поехать на велике на рыбалку… А эта старая карга у доски все бубнит про комнаты-гробы. Заставляет это дерьмо читать, да еще писать потом изложения-сочинения, чтобы проверить, как дерьмо усвоилось.
58 
