Особенно,... 
90 
— Неважно, — сказал епископ. — Рассказывай дальше, дитя мое.
«Дитя», прикусив губу, повело речь о князе Августе, о самозванке, о панне Анджелике и ее ручном горностае. Но панна Анджелика заинтересовала епископа меньше всего.
— То есть ты услышала, как кто-то назвался твоим именем и плетет небылицы. Так?
Так.
Епископ откинулся на спинку кресла и посмотрел на Мадленку с видом глубокого неодобрения.
Ты должна была немедленно разоблачить ее.
— А кто бы поверил, что я — это я? — спросила Мадленка. — И потом, ее все уже жалели, а меня никто еще не знал.
Ты могла рассказать все мне, — заметил епископ.
— Я пыталась, — сухо сказала Мадленка, — но вы так на меня посмотрели, словно я пришла в долг у вас просить.
Среди слушателей пронесся смешок. Епископ Флориан нахмурился.
— На все у тебя есть объяснение, — раздраженно заметил он. — Лучше поведай нам, как крестоносец, которого ты сочла мертвым, смог сесть на лошадь, добраться до Торна и поднять тревогу.
Мадленка широко распахнула честные глаза.
— О! О! Ваша правда: эти нечестивые крестоносцы живучи, как собаки. Надо было ткнуть его ножиком как следует, да он и так вроде помирал. Куда уж мне…
— Хорошо, — устало молвил Флориан. — Дальше, дитя мое, дальше. И, ради бога, ничего не упускай.
Мадленка перешла к поездке за телами убитых, рассказала, как обнаружила, что кто-то разрыл захоронение. Как ей пришла в голову мысль толкнуть самозванку на опрометчивый поступок, как она написала ей записку. Поколебалась, но все-таки упомянула о бирюзовых четках настоятельницы, почему-то оказавшихся на служанке.
Шляхтичи зашумели. Молодой священник стал выпытывать у Мадленки, точно ли она убеждена, что это те самые четки, но Мадленка стояла на своем. Вызвали служанку Марию, и та, нисколько не смутившись, подала епископу браслет из бирюзы. Он внимательно оглядел его и нахмурился.
— Похоже, дитя мое, что ты ошиблась, — сказал он Мадленке. — Это браслет, а не четки, и никакой выщербинки, о которой ты упоминала, на нем нет. Он немного похож на те, которые я видел у матери Евлалии, но…
Мадленка не стала настаивать. Она видела, что это не те четки, которые были на служанке в тот вечер, но в ушах ее зазвучало предостережение Боэмунда: будешь настаивать на своих подозрениях — убьют. Она и не стала.
— Итак, самозванка исчезла, — подбодрил ее епископ Флориан. — А потом?
Мадленка рассказала, как ее ударили по голове и, когда она очнулась, самозванка и княгиня были уже мертвы. Дальше вошел Август, хотел убить ее, но не успел, и ее бросили в подземелье. Рыцарь внизу сказал, что ее посадят на кол, и они задумали бежать. Осуществив план, который предложил рыцарь, они расстались; крестоносец поспешил к своим, а она скиталась, обменявшись предосторожности ради одеждой с одним юношей, пока ее не подобрали литовские купцы и из жалости не отвезли в Каменки. Туда же вломился и князь Август, который и привез ее сюда.
— Это все? — спросил епископ, когда Мадленка закончила и наступило молчание.
— Все, — сказала она, храбрясь.
— При убитой женщине, которую ты называешь самозванкой, — тихо заговорил епископ Флориан, — мы не нашли никакой записки. Имеешь ли ты что-либо сказать по этому поводу?
Мадленке потребовалось собрать все свое мужество, прежде чем она сумела ответить:
— Нет. Но она могла сжечь ее.
— Возможно, — согласился епископ милостиво, — но возможно и другое объяснение: что ты все это выдумала. Теперь мы уже не можем проверить, взаправду ли тебя тогда ударили по голове или нет. — Мадленка насупилась. — Ни стрел, ни веревки тоже нет. Странно, не правда ли? Далее: на караван напали именно тогда, когда ты попросила мать-настоятельницу остановиться, чтобы, по твоим словам, проститься с братом. Это уже более чем странно, ты не находишь? — Мадленка молчала, стиснув челюсти, и была похожа на волчонка, которого ее дед как-то для забавы принес из лесу. — И еще: крестоносец, который, по твоим словам, должен быть мертв, на самом деле жив. Я видел его в Мальборке. Он показал мне труп, висящий на стене, и поклялся страшной клятвой, что это тебя он казнил. Как-то непонятно выходит, тебе не кажется? Ты говоришь, что он мертв, а он утверждает, что сам расправился с тобой. Некоторым может даже показаться, что вы покрываете друг друга. Ты ничего не хочешь мне сказать? Мадленка залилась слезами.
— Ах, бедный, бедный юноша, — сквозь всхлипывания твердила она. — Ведь это я виновата в его гибели! Наверное, тот изверг встретил его в моей одежде и принял за меня. Отче, я совершила великий грех, и мне нет прощения! Из-за меня пострадал ни в чем не повинный человек!
90 
