.
Очередная сказка о Золушке 
11 
– За кого замуж?
– Отец сказал: за Мозеса. Сына торговца вином. А я не хочу! – отчаянно кричит Хильда. – Не хочу в грот! Не хочу за Мозеса! Он толстый! У него прыщ на носу! И изо рта воняет… Я… я, наверно, из дома убегу…
Крик угас. Теперь Хильда шепчет едва слышно:
– Только ты не говори никому!
– Могила!
Весь вечер, до самой ночи, Танни ждет Хильду возле ее дома, с дорожной котомкой на плече. Они бегут вместе. Нет, не бегут. Танни стоит, мнется с ноги на ногу, и уходит в полночь, не дождавшись. Он даже не видит, как утром родители ведут понурую Хильду в Янтарный грот.
Ее держат за руки: крепко-крепко.
В следующий раз Танни встретит Хильду через месяц, в лавке зеленщика Хьюго. Отец послал его за петрушкой и укропом. Хильда – взрослая. Очень-очень. Словно за месяц прожила лет пять, а то и больше. Девчонка с содранными коленками? Нет, девица на выданье. Бедра заметно раздались, грудь налилась соком, туго натянув ткань нового, ярко-желтого платья. Застежки из яшмы еле сдерживают напор пышной плоти. У Хильды колечко на пальце, с лиловым камешком. У Хильды сережки в ушах. И двигается Хильда плавно, медленно, как во сне.
– Привет, Хильда!
Она поворачивает голову. Смотрит на Танни, не узнавая. Но ведь это она теперь – изменница! Он-то остался прежним. Почему же…
– Это я, Танни! Ты что, забыла?
Хильда моргает: раз, другой.
– Танни? Танни… Да, я помню.
– Это же я…
– Мы вместе играли. Привет, Танни.
И молчит, глядя сквозь него, в стену. Таким взглядом не отличить драккар от галеры. А уж барк от баркентины – и подавно. Для такого взгляда, пожалуй, Танни и лишайный кот под забором – все едино.
– Что с тобой сделали?
Разговорить Хильду – проще разгрузить торговый бриг. Каждое слово приходится тащить клещами, повторяя вопросы по десять раз. Да, была в Янтарном гроте. У сивилл. Да, размен. Нет, ничего не отрезали. Вставляли в глаз медную штуку. В уголок глаза. Длинную и тонкую. Забыла слово. Проволоку? Спицу? Наверное. Больно? Не помню. Кажется, да. Давали пить сладкое, чтоб не болело. И горькое давали пить. Целый день спала. Сны? Нет. Не помню, о чем. Проснулась. Привели домой. Глаз? Глаз видит. Скоро у меня свадьба…
– Мозес! – при слове «свадьба» Хильда улыбается. Хлопает в ладоши: – Хочу замуж. Раньше? Не хотела? Дура была…
В лавке объявляется жердяй Хьюго, отец Хильды. Пялится на Танни, супит брови. Словно в грудь кулаком толкает. Готов отдать даром хоть петрушку, хоть укроп. Лишь бы непрошенный гость сгинул. «Чтоб тебя ведьмы сожрали!» – читается на лице зеленщика. Купив, что велено, Танни спешит распрощаться.
– Пока, Хильда! Увидимся!
– Пока, Танни.
Они не увидятся больше. В конце месяца Хильда выйдет замуж за жирного Мозеса. Понесет с первой ночи, и в положенный срок родит мальчика – легко, без лишних мук. Повитухи скажут: «Выплюнула!» Сын – здоровый крепыш. Вскоре после родов Хильда забеременеет вновь. Танни, прячась за дверью, подслушивает, как об этом говорят отец с матерью. «Носит на зависть… Мужнина семья от счастья лопается… и по хозяйству… Ну, дура. Так ведь молчит! Языкатые мужьям всю плешь насквозь…»
«Я не девчонка! – каждую ночь, засыпая, твердит себе Танни, как заклинание. – Мне замуж не надо! И рожать – тоже. Я стану сильным! Могучим! Буду много зарабатывать. Разбогатею. Дом куплю – большой, на целых пять комнат! Чтоб всем места хватило: и отцу с матерью, и…»
А сам думает: как оно, в Янтарном гроте? Что ему отрежут?!
Больно, небось, когда режут…
3
Белые мухи завершили танец. Вот последние из роя опустились на землю – и, повинуясь беззвучному сигналу, облака в небе расползлись древней ветошью. Лохмотья истаяли, как по волшебству. В прореху ударило солнце. Снег заискрился мириадами серебряных блесток – смотреть больно. Левый глаз Танни ослеп, но слезы выступили из обоих. Мальчик проморгался. Снег расчертили голубые тени от голых, черных деревьев; резко обозначились протоптанные тропинки. Открылась дверь соседнего барака. Эльза? В полушубке нараспашку, с непокрытой головой – лишь лента удерживает тяжесть густых волос – сивилла плыла по снежному морю, вздымая из-под сапожек искрящиеся буруны.
Танни аж залюбовался.
Впервые он увидел сивиллу восемь дней назад. А казалось, знает Эльзу всю свою жизнь, с колыбели. «Банальность, – хмыкнул бы человек, умудренный опытом. – Так думали до тебя бессчетные тысячи влюбленных юнцов! Поэты извели на перья стаи гусей; живописцы исписали тьму полотен, и все о любви. Малыш, ты смешон…» И ты смешон, ответил бы ему Танни. Тебе только кажется, что ты мудр и остроумен. Плевать я хотел на чужую мудрость и чужой опыт. Забери себе орду поэтов и живописцев. Для меня это – впервые! Хильда? Нет, Хильда не в счет. Хотя ее я и впрямь знал с детства. Но ведь я тогда еще не встретил Эльзу!
11 
