Особенно,... 
56 
Девлин почти улыбнулся, думая о ее смелости и независимой до нелепости натуре.
Наступило молчание.
Повернувшись, Девлин увидел, что Шон внимательно смотрит на него.
— Ты говоришь так, словно влюблен в нее.
Девлин колебался.
— Едва ли влюблен, Шон. Но, честно говоря, ее отвага поразительна — хотя, возможно, опрометчива.
— Значит, ты ею восхищаешься, — заметил Шон.
— Довольно о мисс Хьюз! — с раздражением сказал Девлин. — Эта тема становится утомительной. Когда Истфилд заплатит за нее выкуп, она уедет. А до тех пор она наша гостья. — Он подчеркнул слово «наша» и мягко добавил: — Твоя преданность мне перевешивает твое неодобрение и благородное чувство чести, не так ли?
Шон скрестил руки на груди, мрачно глядя перед собой. — Шон?
— Ты знаешь, Дев, что я никогда не предам тебя, несмотря на мое возмущение твоими поступками.
Удовлетворенный Девлин отошел к стоящему на буфете серебряному подносу с графином и бокалами и налил себе очередную порцию виски. Молчание затягивалось. Наконец он вздохнул и поднял глаза.
— Ладно. Что ты хочешь сказать?
— Если Истфилд настолько обеднел, почему ты думаешь, что он захочет уплатить выкуп за американскую племянницу, которую, вероятно, никогда не видел?
— Он заплатит, — уверенно сказал Девлин.
— А если нет? — настаивал Шон.
— Тогда мне придется спровоцировать его публично, чтобы спасение нашей маленькой гостьи стало для него вопросом чести.
— Уничтожая Истфилда, ты готов уничтожить и ее, не так ли? Как ты можешь жить в мире с самим собой? — воскликнул Шон.
— Очень легко, — ответил Девлин, зная, что лжет.
— Ты ублюдок, — проворчал Шон.
Глава 9
Дом казался ужасно тихим и почти пустым, думала Вирджиния, остановившись в грандиозном холле. Вторую половину дня она провела, обследуя земли и посещая конюшню, где Девлин держал несколько превосходных лошадей, в том числе очень симпатичную гнедую кобылу. Сумерки быстро приближались. Вирджиния искупалась в душистой воде — Коннор наполнил для нее ванну — и переоделась в одно из нечерных платьев ее матери, наспех переделанное Тилли перед отъездом из Суит-Брайар. Платье было из ярко-розового шелка, с широкими рукавами и низким вырезом. Вирджиния немало потрудилась, закалывая густую массу своих волос. Если повезет, шпильки удержатся на месте до ночи.
Ее интересовало, где Девлин.
Вирджиния двинулась по холлу, восхищаясь несколькими очень старыми гобеленами, украшавшими стены, и массивным хрустальным канделябром. Она задержалась у двух открытых дверей, ведущих в соседний салон, более маленький и уютный, со стенами цвета мха и зелеными, розовыми и фиолетовыми украшениями на потолке. С темного парчового дивана поднялся мужчина — это был Шон.
— О, я не знала, что кто-то есть в комнате, — быстро сказала Вирджиния — Надеюсь, я не помешала?
Шон шагнул к ней. На нем был голубой вечерний сюртук, светлые бриджи и чулки. Он улыбался Вирджинии, устремив на нее оценивающий взгляд.
— Вы вовсе не помешали, мисс Хьюз. В конце концов, уже скоро ужин. Хотите шерри или шампанского?
Вирджиния невольно восхищалась им. С темными волосами и светло-серыми глазами, Шон был так же красив, как и его старший брат. Как и Девлин, он был высоким, широкоплечим, длинноногим и узкобедрым.
— Я бы выпила бокал шампанского, — сказала она.
Шон быстро налил два бокала из охлажденной бутылки на буфете, протянув ей один.
— Вы очень привлекательны, мисс Хьюз, в этом прекрасном платье, — сказал он.
При этом, как показалось Вирджинии, щеки Шона порозовели.
— Благодарю вас, мистер О'Нил — вы можете называть меня Вирджиния. — Она поколебалась. — Это платье принадлежало моей матери.
— Я очень сожалею о ваших родителях, — отозвался он. — И пожалуйста, зовите меня Шон.
Вирджиния вздрогнула, встретив добрый и озабоченный взгляд серых глаз.
— Вы знаете о моих родителях? — спросила она.
— Дев упомянул, что вы сирота.
Вирджиния кивнула:
— Они погибли во время несчастного случая прошедшей осенью.
— Иногда трудно понять Божью волю.
— Я не уверена, что верю в Бога, — вздохнула она.
Его глаза расширились.
— Это плохо. Но признаюсь, бывают моменты, когда и меня одолевают сомнения.
Вирджиния улыбнулась ему:
— Значит, мы оба умны и человечны.
56 
