115 
— Ну и Гелий Травушкин тоже, конечно, против, — поддел Юрка.
Я пожал плечами. Против я или за, меня всё равно не спросят. Но вообще-то я в самом деле не люблю, когда кто-нибудь улетает надолго.
Юрке я сказал:
— Скадер построить — дороже, чем несколько городов. Но дело даже не в этом. Просто есть другая теория, академиков Скальского и Коцебу. Мне наш знакомый рассказывал, дедушкин ученик. Можно разрывать пространство, не покидая свою планету…
— Моментальный разрыв пространства — это, наверно, ещё дороже, чем скадер, — задумчиво сказал Янка.
— Зато быстрее, — возразил я. — Не надо ждать кучу лет, пока крейсер вернётся. Туда и обратно — как на соседнюю улицу.
— А, это всё трёп, — отозвался Юрка. — Это старая теория параллельных пространств.
Я сразу вспомнил скважину в Ярксоне и папу. Что там? Может, правда поехать?
— Параллельные пространства — это совсем другое, — сказал я Юрке. — Это когда на одной планете может быть несколько разных миров. И они никогда не пересекаются.
— Значит, так в самом деле бывает? — быстро спросил Глеб.
Юрка зевнул:
— Много чего придумают в академиях. Только доказать не могут. Это сказки.
Я опять подумал про скважину.
— Если бы… — сказал я.
— Если бы… — повторил Глеб. — А давайте-ка ложиться, ребята! Завтра на рассвете надо освобождать гостиницу…
Мы погасили «Сатурн» и легли на тугие надувные матрацы. На нижних нарах. Я слева от Глеба, Юрка и Янка справа. Стало тихо, в щели полезла трескотня ночных кузнечиков.
«Пора», — опять подумал я и приготовился заговорить о Клоуне. Наконец-то!
Янка сказал в темноте:
— Всё кажется, что сейчас закряхтит в углу Ерёма…
— Да, — согласился Глеб. — Скажет: пойду покурю на площадке.
— Ладно вам, и так тошно, — проворчал Юрка.
— Если тошно, разве обязательно молчать? — возразил Янка.
Глеб сказал ему:
— Жаль, что ты не взял сегодня скрипку… Может, было бы легче на душе.
«Вот сейчас расскажу про Клоуна, будет вам легче», — подумал я. И сказал:
— Янка может и без скрипки. Он играл и на лунных лучах…
— Сейчас новолуние, — заметил Юрка.
Мы помолчали. Кузнечики надрывались за стенками вагонов.
— Это неважно… — вдруг сказал Янка.
— Что? — спросил я.
— Что новолуние…
— Но лучей же нет.
— Я могу хоть на чём…
— Янка… это как «хоть на чём»? — осторожно спросил Юрка.
— Ну… на всём, что похоже на струны.
— И на проводах?
Я разозлился: чего Юрка придирается? Ну, ко мне — это понятно, это по привычке. А к Янке-то зачем?
Янка сказал:
— Ну… пожалуйста.
— Разве до них дотянешься? — спросил я.
— Это неважно.
— Смычка нет, — напомнил я.
— Для этого необязательно. Для такой музыки.
Тогда я спросил, будто меня толкнул кто-то:
— Янка… А на рельсах?
— Ну… пожалуйста. Только это будет не такая музыка…
— Какая не такая? — спросил Глеб.
— Не знаю… Не как на скрипке. Наверно, просто музыка рельсов… Нет, не знаю.
Глеб зашевелился.
— Пойду покурю… Янка, а как это — музыка рельсов?
Янка сказал:
— Зажги фонарь.
Свет «Сатурна» ударил по глазам. Янка легко вскочил, пошёл в угол к Ёреминому сундуку, снял с гвоздя куртку (Ерёма был без куртки, когда погиб, она так и осталась в углу). Я удивился: зачем она Янке? Но оказалось, что под курткой висит на гвозде длинная металлическая линейка. Ерёма ею пользовался, когда чертил Ваську. Янка взял линейку и пошёл к выходу на площадку. Мы за ним. Янка попросил Глеба:
— Пожалуйста, возьми фонарь.
Глеб повесил фонарь на крючок под крышей площадки. Свет разлетелся далеко-далеко, трава у вагона сделалась очень зелёной, на путях — и ближних, и дальних — заискрились рельсы. На рельсах задвигались наши вытянутые тени.
Янка сказал, будто извиняясь:
— Вы, пожалуйста, сядьте. Надо, чтобы только моя тень…
— Лучше сойдём, — предложил Глеб.
Мы спустились в траву. Встали у ржавых буферов. Было очень тихо. Кузнечики молчали, испуганные неожиданным светом. Янка встал на краю площадки, у подножки. Его тень выросла, вытянулась поперёк путей. Взметнула великанскую руку с линейкой. Или со смычком? Тень смычка легла на рельсы длинной полосой, замерла. Потом шевельнулась, прошла по блестящим рельсам, как по струнам…
115 
