Последние отзывы

  19  

Само собой, буквы ее были такими же неровными, как и ее стежки.

Мэри-Луизе было задано двадцать раз написать слово «клетка», но она, не выполнив и половины задания, отбросила карандаш в сторону:

— Ф-фу! Терпеть этого не могу! Какая глупость! Зачем мне писать, если муж напишет за меня все, что нужно!

— И я терпеть этого не могу! — завопила Маргарет-Энн, тоже бросая карандаш. С помощью Грейс она пыталась выучить алфавит от «А» до «Е».

Грейс осталась невозмутимой:

— Мисс Мэри-Луиза, а станет ли ваш муж писать за вас приглашения на званые ужины? Девочка заморгала.

— Станет ли он писать приглашения на чай вашим знакомым дамам? Будет ли он писать письма вашей сестре, когда она выйдет замуж и уедет, скажем, в Мемфис, а вы выйдете замуж и переедете в Новый Орлеан?

— Но мама никогда не пишет! — крикнула Мэри-Луиза.

— Не похоже, чтобы ваша мама приглашала кого-нибудь на чай, — опрометчиво заявила Грейс. — А теперь подумайте над тем, что я вам сказала.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась Мэри-Луиза и взяла в руки перо. Маргарет-Энн последовала ее примеру.

— Какое слово начинается на букву «Д»? — продолжила урок Грейс, усаживаясь рядом со своей младшей воспитанницей.

— «Дерево»! — раздался торжествующий вопль со стороны двери, и все трое, подняв головы, увидели рожицу Джеффри, расплывшуюся в улыбке.

— Джеффри, ты что, знаешь алфавит? — удивилась Грейс. Он замялся, все так же стоя в дверях.

— Нет, мэм. Только то, что вы учили сегодня с мисс

Маргарет-Энн.

— Ах вот как! Значит, он шпионил! — закричала Мэри-Луиза.

— Поди сюда, Джеффри, — улыбнулась Грейс.

Он переступил через порог, сгорая от желания попасть на урок и в то же время робея.

— Так, Маргарет-Энн, начнем сначала. Какое ты знаешь слово на «Д»?

— «Д» — это «дерево», — ответила девочка и прикусила губку.

— А на букву «Е»?

Все впустую. Маргарет-Энн совершенно ничего не помнила; она в отчаянии передернула плечиками.

Джеффри рядом с ней весь извертелся, так ему хотелось ответить. Грейс посмотрела на него.

— Джеффри?

— «Е» — «еда»! — закричал он. — «В» — это «ветер»! «Г» — «гора»! «А» — это «апельсин»! «Б» — это… — Он запнулся. Потом его личико прояснилось. — «Боб»!

— Очень хорошо, — похвалила Грейс не веря своим ушам. Мальчик помнил все буквы, в то время как с Маргарет-Энн они повторили их уже раз шесть и все без толку. — А ну-ка еще раз! — взволнованно воскликнула она. — Попробуй опять!

Мэри-Луиза задохнулась от возмущения:

— Вы не должны учить его! Он черный!

— Сиди спокойно, Мэри-Луиза, — оборвала ее Грейс. — Ну, Джеффри, давай-ка еще раз, только теперь сначала.

Гордый, взволнованный, Джеффри без запинки отбарабанил по порядку все буквы, которые Грейс с самого обеда пыталась вдолбить Маргарет-Энн.

— Очень хорошо, молодец! Сто баллов. Ты знаешь, что это значит?

Он покачал головой, улыбаясь во весь рот от радости.

— Это значит, что ты не сделал ни одной ошибки.

— Ни одной? Я правильно назвал все буквы?

— Все до единой. Хочешь учиться читать и писать, Джеффри?

— Да, мэм.

— А ты не хочешь пойти в школу? Мальчик опустил голову:

— У меня слишком много работы по дому, мэм.

Но это не обескуражило Грейс. Она сама будет учить Джеффри читать и писать! Ее вдруг осенило: существует ведь, в конце концов, промысел Божий, и, может быть, то, ради чего она приехала на Юг, гораздо важнее, чем она думала. Она здесь ради того, чтобы выучить и сделать свободным хотя бы этого маленького мальчика.

Она вспомнила всех беглых рабов, которые по «подпольной железной дороге» прошли через их дом в Нью-Йорке до войны, когда она была еще ребенком. Как только девочка подросла настолько, чтобы понять, родители объяснили ей, что это за люди и как они сами пытаются им помочь. Она видела их всех, даже тех, кого не должна была видеть, — тех, кого истязали, били, морили голодом. Грейс знала, что никогда не забудет ни одно из этих отчаявшихся, измученных лиц.

Ее потрясло, когда она впервые узнала, что большинство негров не умеют читать, что им не разрешают учиться. Ей тогда было шесть лет, и она до сих пор помнила все до мельчайших подробностей. Она хотела дать почитать свою любимую сказку изможденному чернокожему мальчику лет восьми; он взял книжку и раскрыл ее, перевернув вверх ногами, глядя на страницы непонимающе, с любопытством. Ее тогда ужасно расстроило, что он не может порадоваться сказке вместе с ней, и еще больше потрясло, что ему даже не разрешали учиться читать. Эта несправедливость уже тогда глубоко ее ранила.

  19