Повесить пальто нам помогли какие-то молодые люди. Официант быстро нашел места в полном зале. Пока приносили кофе и пирожные, Ингрид успела пересказать последние сплетни и поглядывала теперь на меня, ожидая услышать что-нибудь взамен.
— Ну, как там дела с твоим second hand? — как бы между прочим осведомилась она.
Я повела головой:
— Поссорились.
— У меня тоже много проблем с моим домашним животным, — со вздохом обнадежила Ингрид. — Он не выключает свет, когда выходит из ванной… Забывает завинчивать тюбик пасты. Ах, ничего не поделаешь, такая наша доля — борьба. А то растопчут. Им палец дай — они и руку оторвут.
— Он мачо. Из-за этого все конфликты, — отозвалась я.
Ингрид взвилась, фыркнула:
— Не из-за этого, а из-за твоего глупого языка. Зачем в ту же секунду докладывать, с кем была и что делала?.. В конце концов, это твое тело, и кому какое дело, с кем ты переспала?.. Зачем отчеты давать? Зачем дикого пса мясом дразнить?
— Я не хочу врать. И не могу. Он же видел синяки, куда ж я их дену?.. Притом не в мужчинах дело — он и знает-то о трех-четырех, не больше… А ссоримся мы часто.
— Из-за чего?.. В постели?.. — зажглись у Ингрид глаза, как пламя спиртовки.
— Нет, как раз в постели все хорошо… — разочаровала я её, помогая официанту расставить чашечки и тарелки. — Или до, или после… Вот из-за еды бывает, например. Он же знает, что я не ем мяса, не выношу даже запаха его, ненавижу этих жареных куриц. Нет, так он обязательно принесет какую-нибудь мерзость и ест. А мне смотреть противно, тошнит, я прикасаться к нему после этого не могу
— не то что целовать. А когда я говорю ему об этом, он злится. У них там такое правило: если пьешь, то и закусывать надо. Или вот из-за негров недавно…
— Из-за негров? — пыхнула спиртовка. — Кстати, а как твой друг из Габона, о котором ты писала? Он был хорошим любовником?
— Ах, он же потерял все свои бумаги, документы, паспорт — всё было в папке, а папка упала с моста в реку, а его выслали из страны. Больше ничего не знаю. Мачо, кстати, уверен, что это какие-то силы отомстили за него, — добавила я.
— Глупости, суеверия. А с тем Габоном в постели было о,кей?.. Я с тех пор — ну, ты знаешь, с каких, — больше негра не пробовала.
— Ничего особенного. И притом он делал это так быстро… Правда, часто… Как-то непривычно… — призналась я.
— А какой у этого Габона был член? — не унималась Ингрид.
— Кривоватый, как бумеранг. Но с ним мне было скучно. Месяц я выдержала — и больше не смогла. Притом он так противно хрюкал носом. Если с мужчиной скучно — то и никакой бумеранг не поможет.
— Не скажи… — с сомнением покачала головой Ингрид, но предпочла тему не развивать. — Ну да ладно. Ты начала что-то о неграх…
— Да. Вот принялся он как-то негров ругать. У него там, где он живет, есть один сосед-негр. И он начал ругать их: они-де воняют, как грязное белье, жарят чеснок и селедку, всюду гадят, не дают ему покоя. А ты знаешь, я не терплю расизма…
— Они все там, за стеной, расисты, — вставила Ингрид, одновременно улыбаясь парню за другим столиком. Я переждала и продолжала:
— Я его попросила замолчать, а он поднял шум… Поссорились… Из-за музыки тоже как-то было — я включила регги, а он начал протестовать. Я говорю, мне нравится, а он кричит, что ему — нет. Я говорю, иди домой и слушай там свой столетний «Пинк Флойд», а он — дверью хлопать, да так, что сосед снизу в полицию звонить хотел.
— Ты наверняка сказала ему не «иди» домой, а «езжай» домой, а?.. — усмехнулась Ингрид. — Глупый мачо! Понаехали тут со своими законами. Ревновать вздумал, еще чего не хватает!.. Ты ему не уступай ни за что. Подумаешь, ревнует!.. Ну и пусть, полезно для здоровья! — И Ингрид громко прихлопнула по столу своей узкой ладонью.
Я, обиженно хмурясь, вспоминала еще:
— Или вот, недавно совсем, начал он меня пугать: ты, говорит, своим поведением будешь всех мужчин от себя отпугивать, они боятся высоких независимых амазонок вроде тебя. А нам с ним якобы только потому хорошо, что он меня раскусил и знает, как со мной надо обращаться. А любой другой, новый, давно бы не выдержал. А что я такого делаю?.. Пугает: ты, мол, с твоим ростом теряешь пятьдесят процентов мужчин, для тебя остаются одни только тупые баскетболисты, а главные мужики — это среднего роста.
— Это, положим, похоже на правду. Коротышки нас боятся. Смотрят, хотят подойти, но не решаются. Ты же сама знаешь, — ответила Ингрид.