Особенно,... 
90 
— Джипиты? Хыр говорят?
Сержант пошмыгал носом, утерся рукавом, пошнырял глазами по дороге и резко свернул через линию:
— Да на грузинском говорят. Тайный язык. Нам ни за что непонять. Дед говорил, что Сталин и Берия тоже часто на Политбюро на грузинском гутарили, а бюрошники сидели и потели — кого расстрелять хотят?.. Непонятно же. И возразить нет возможности, что сами решат, то и решат… Прикинь — политическое собрание сидит, маршалы, генералы сидят, а они меж собой по-своему трут… и все молчат, дышать не могут, ждут… Окачерыжиться можно от страха!
От пива жить стало свободнее, голова перестала казаться саркомой из стариковой банки, сил прибавилось. Я хотел спросить, кто были эти джиповики, присланные полковником, но мы уже были около милиции.
Подруливая к черному выходу, сержант обнадежил меня:
— Если вчера отпустили, сегодня уже не посадят.
«Не факт», — хотел я сказать, но передумал, занятый мыслью о том, скоро ли чипы выдумают, чтоб всадить под мозг — и готово, любой язык у тебя на мягком диске мозга сидит, по черепу крылатые слова и выражения летают… Как те проклятые жёлтые проценты в сомбреро, что мою карточку сожрали!
Высадились, вошли. На площадке курили двое молодых людей невзрачного вида, похожие друг на друга пустыми лицами. Сержант на ходу бросил:
— Здоров!.. Здоров!..
Ему эхом отозвались:
— Будь!
— Будь!
— Они братья? Больны? — спросил я.
— Почему?
— Ну, «будь здоров», похожие лица…
— Нет, это так, вроде «привет-привет». Не, это тихарики, топтуны, они всегда здоровы — по улицам в мороз и дождь бегают, что им сделается, они закалённые. — Он постучал в дверь кабинета: — Можно?
— Не можно, а разрешите войти! — донеслось до нас.
— Слушаюсь.
Полковник сидел за столом в полосатом костюме и черной рубашке без галстука. Вот он, босс из бассейна. На столе — «Hennessy», лимон на блюдечке, бокалушки на подносике.
— Прошу, дорогой Фредя, битте, геноссе! — Полковник привстал, обвел рукой стол. — Скотч перед ланчем!
Битте шён, Иван Андрейч… А говорят, что немцы пунктуальны? А? — Он шутливо с хрустом заломил манжет: — Сколько у нас? Почти два…
Я начал оправдываться:
— Пока ванна… сё и то, и эдакое… Часов нет… телефона нет… у вас… — но он прервал меня:
— Конечно, кто в милицию своими ногами идти хочет? Но учтите, все ваши бумаги готовы, как и обещано! — Он налил коньяк и ловко пустил бокал по полированному столу прямо ко мне в руки, а сержанту указал: — Один и ты можешь хряпнуть, братец, но только чтоб потом чаем закусил.
— Спасибо, товарищ господин полковник. — И сержант налил себе добрые полбокала.
— Не многовато ли? — сощурился полковник. — Ведь ты на работе, нас еще везти.
— Так я… на два раза… чаем закушу… или чесночком…
— Нет уж, лучше чаем. Ну, за наше знакомство!
Он поднял бокал и как-то просветленно-обрадованно посмотрел на меня.
Все выпили. Сержант отглотнул половину, поморщился и вороватым движением допил остаток, а я, испуганный Виталиком, пил с осторожностью — вдруг это тот самый… опылённый… Бутылка очень уж того, фанфаристая… А что, если спросить? Он знать точно будет… шахер-махеры, гешефты… И я, размягчев от коньяка, сказал о подозрениях Виталика, на что полковник удовлетворенно кивнул:
— Конечно, всё паленое. А я вам что говорил?.. Вор-народ! Я на всякий случай покупаю в дьюти-фри, так надежнее, хотя, говорят, и у вас в Европе балуются.
— Да, бывает. Недавно мафия на свое вино, калабрийское, этикетки от французского бордо… пятьдесят тысяч бутылок… того…
— Но вино можно было пить?
— Конечно! Калабрия — не хуже того… бордо в пальто… реально…
Пальцы полковника покрутили рюмку.
— Видите, у вас мафия хоть совесть имеет. А тут… Знаете, как система пала, так народ стал на всякие махинации очень изворотлив. И всегда был вороват, ну а теперь… — Он махнул рукой.
— Ворый народ? — уточнил я. — Воряры?
— Воры, воры… Чего только не услышишь в этом кресле!
Сержант Пьянчуткин до этого молча тёрся в одиночестве, как вдруг нетвердым голосом сообщил из угла:
— А недавно один топтун из 2-й бригады сам слышал, когда был на задании в ночном клубе, как один халдей сказал другому — вона, большой спец к нам пожаловал, по полтыщи баксов за бутылку платит, и уже бухой, ничего не соображает, но заказ дал, так пусть Сереженька аккуратненько и по-быстрому «Бордо ля Савиньи, 1975» и другую, «Клермон-де-Буа, 1998», сделает… у него наклеек отксерена туча… Вот чего делают, падлы!..
90 
