Последние отзывы

  38  

(Не в том ли самая чувствительная точка этого траура, что мне нужно лишиться некоторого языка — любовного языка? Кончены все «Я люблю тебя».)

3. Траур по образу, если он мне не удается, заставляет меня тревожиться; если же я в нем преуспеваю, он погружает меня в печаль. Если изгнание из Воображаемого есть необходимый путь «излечения», следует признать, что продвижение по нему печально. Эта печаль — отнюдь не меланхолия, или по крайней мере меланхолия эта неполна (совсем не клинична), ибо я себя ни в чем не обвиняю и не угнетен. Моя печаль принадлежит той расплывчатой зоне меланхолии, где утрата любимого остается абстрактной. Удвоенное лишение: я не могу даже сделать свое несчастье предметом психической разработки, как в ту пору, когда страдал, будучи влюбленным. Тогда я желал, мечтал, боролся; передо мной было некое благо, оно просто задерживалось, наталкивалось на всякие помехи. Теперь же — никаких отголосков, все тихо, и это еще хуже, Хотя и экономически оправданный — образ умирает, чтобы я жил, — любовный траур всегда имеет нечто в остатке: без конца приходят на ум слова: «Какая жалость!»

Фрейд ^[116]

4. Доказательство любви: я приношу тебе в жертву свое Воображаемое — как стригли в приношение свою шевелюру. Тем самым я, быть может (по крайней мере так говорят), получу доступ к «истинной любви». Если провести параллель между любовным кризисом и психоаналитическим лечением, то я открещиваюсь от любимого, как пациент открещивается от своего аналитика: я ликвидирую перенос, и именно так, видимо, кончаются и лечение, и кризис. Отмечалось, однако, еще и другое: эта теория забывает, что и аналитик тоже должен поставить на своем пациенте крест (без чего анализ рискует остаться нескончаемым); так же и любимый человек — если я приношу ему в жертву некое Воображаемое, успевшее, однако, на него налипнуть, — любимый должен погрузиться в меланхолию от своего принижения. И требуется, наряду с собственной моей скорбью, предвидеть и принять эту меланхолию другого, от чего я страдаю, ибо еще его люблю.

Истинный акт скорби — отнюдь не страдать от утраты любимого объекта; это значит однажды констатировать появление на поверхности отношений этакого крохотного пятнышка, проступившего как симптом неминуемой смерти; в первый раз я причинил зло любимому, конечно же не желая, но и не потеряв самообладания.

Антуан Компаньон ^[117]

5. Я стараюсь оторваться от любовного Воображаемого-но Воображаемое жжется из-под земли, словно плохо загашенный торф; оно вновь вспыхивает; отвергнутое является вновь; из плохо зарытой могилы вдруг прорывается протяжный вопль.

(Ревность, тревоги, одержимость, страстные речи, влечение, знаки — вновь повсюду полыхало любовное желание. Словно я в последний раз — до безумия — хотел сжать в объятиях человека, который вот-вот умрет — для кого я вот-вот умру: я совершаю отказ от расставания.)

Фрейд, Уинникот ^[118]

«Изумительно!»

ИЗУМИТЕЛЬНО. Не в силах специфически охарактеризовать свое желание любимого, влюбленный субъект приходит в итоге к глуповатому слову «изумительно!»

1. «Погожим сентябрьским днем я вышел на улицу, чтобы пройтись по магазинам. Париж этим утром был изумителен… и т. д.»

Уйма частных восприятий сложилась вдруг в ослепительное впечатление (ослепить — значит, в конечном счете, помрачить зрение, речь): погода, время года, солнечный свет, улица, ходьба, парижане, покупки, все это включено в нечто уже призванное стать воспоминанием — это, в общем, картина, иероглиф благосклонности (какою ее мог бы написать Грез), картина желания в хорошем настроении. Весь Париж в моем распоряжении, но я не хочу им завладевать: ни томления, ни алчности. Я забываю все то реальное, что есть в Париже помимо его обаяния, — историю, работу, деньги, товары, жестокость больших городов; я вижу в нем только объект эстетически сдержанного желания. Растиньяк с высоты Пер-Лашеза обращался к городу: «Теперь — ты или я»; я говорю Парижу: «Изумительно!»

Дидро, Бальзак ^[119]

Еще не отойдя от ночных впечатлений, я просыпаюсь в истоме от счастливой мысли: «X… был вчера вечером изумителен». О чем это воспоминание? О том, что греки называли charis: «блеск глаз, сияющая красота тела, лучезарность желанного существа»; может быть даже, совсем как в древней charis, я добавляю к этому и мысль — надежду, — что любимый объект отдастся моему желанию.

---

116

ФРЕЙД: «В некоторых обстоятельствах можно признать, что утрата имеет не столь конкретную природу. Например, объект не умер в действительности, а лишь утрачен в качестве объекта любви…» («Метапсихология»)

117

АНТУАН КОМПАНЬОН, «Сиротский анализ».

118

ФРЕЙД: «Это восстание иногда столь энергично, что субъект может на его волне отвернуться от реальности и благодаря галлюцинаторному психозу желания уцепиться за утраченный объект» («Метапсихология»).

УИННИКОТ: «Как раз перед тем, как ребенком будет пережита утрата, в чрезмерном использовании переходного объекта можно распознать отказ от боязни, что этот объект потеряет свое значение» («Игра и реальность»).

119

ДИДРО: о теории запоминающегося момента (Лессинг, Дидро).

  38