50 
— Хватит кричать, как базарная баба! — взорвался Рольф. Алис побледнела.
— Марш к себе в комнату! Посидите там и подумайте, как следует вести себя настоящей леди!
— Вы сажаете меня под замок? — От изумления у нее чуть глаза не полезли на лоб.
— Вон отсюда! — зарычал Рольф. — Вон, пока я не вышвырнул тебя!
Алис несколько раз всхлипнула и вышла, громко хлопнув дверью.
Рольф зажмурился, стараясь выбросить из памяти отвратительную гримасу, с которой его жена любовалась на порку. Затем он метнулся к постели, но вместо того, чтобы попросить у него помощи, Кейдре подняла голову и с ненавистью простонала:
— Убирайся!
— Тебе нужен уход, — хрипло произнес он, поднимаясь на ноги. — И еще — я запрещаю тебе покидать эту комнату.
Так по крайней мере он сам сможет присматривать за ней. И лучше не рассуждать над тем, откуда возникло такое желание.
— Что? — Даже теперь ей не изменила привычная дерзость. — Ты не прислушаешься к совету своей доброй женушки, моей сестры, и не бросишь меня в темницу? Значит, наконец-то ты решил явить свое милосердие? — Но тут, к ее полному ужасу, предательская слезинка скатилась по бледной щеке.
Рольф так ненавидел себя в эти минуты, что сам не заметил, как умоляюще прошептал:
— Кейдре…
Ответом ему был еще один презрительный взгляд. Потом она отвернулась к стене.
Норманн понимал, что больше ему здесь делать нечего, но не сразу нашел в себе силы уйти.
Только после этого Кейдре дала волю слезам.
— Ну-ну, — приговаривала бабушка. — Я знаю, это очень больно, но нужно потерпеть!
Кейдре честно старалась выполнить приказ, пока бабушка промывала раны у нее на спине.
— Ты у меня вон какая сильная малышка! Я в два счета поставлю тебя на ноги!
— И не станешь меня ругать?
— Я слишком хорошо знаю тебя. Ты поступила так, как считала правильным. Себя не переиначишь!
— Но я ведь и правда должна помогать братьям! Должна!
— Тс-с, тише, не дергайся!
— Я его ненавижу! — прошептала Кейдре. — У него нет сердца!
— Неужели? — ворчливо возразила старуха. — Тогда с какой стати он собственноручно притащил тебя к себе домой, да вдобавок на глазах у всего Эльфгара?
— Ну, может быть, ему стало стыдно — хотя я в это не верю! — упрямилась Кейдре. Перед ее глазами снова всплыло его лицо, полное сострадания и мольбы. О чем же он ее молил, когда окликнул по имени?
— Этот норманн выполняет свой долг — как ты выполняешь свой. Ему и так непросто — женился на Алис, а глаз положил на тебя. И вот теперь еще это.
— Он просто не в состоянии насытиться, упрямый упырь! — негодовала Кейдре. — Этот человек ни одной юбки не пропустит, если ему приспичит. Сейчас ему пришло в голову поразвлечься со мной, да только приличия не позволяют гоняться за сестрой собственной жены, вот они бесится от похоти.
— Ага, ага, — подхватила бабка, — и ради этой самой похоти он приволок тебя полуживую на эту койку!
Кейдре не знала, что на это возразить, и просто сердито фыркнула.
Дверь отворилась, и в тот же миг она ощутила, что явился предмет их спора.
— Как она?
— Ничего, поправится. Это крестьянская жилка делает ее такой сильной.
Кейдре старалась не думать о том, что лежит перед ним совершенно беспомощная, с голой спиной.
— Шрамы останутся?
— Да, но не очень заметные — если часто менять повязку. Может, со временем они и совсем пройдут, кто знает?
— Со временем, — эхом подхватил Рольф.
— Больше тут ничем не поможешь. — Знахарка, кряхтя, поднялась на ноги.
Рольф еще раз окинул Кейдре внимательным взглядом и пошел вместе со старухой к двери, по дороге бросив:
— Спасибо.
— Не вам меня следует благодарить, милорд, — ухмыльнулась та.
— Спасибо, — с нажимом повторил де Варенн.
Алис прислушалась. Это он — его шаги.
Она заметалась по комнате, как загнанная в клетку кошка, и каждый стремительный шаг, каждая черта на напряженном лице выдавали ее ярость, но неожиданно она замерла и постаралась изобразить милую улыбку. Это было нелегко, очень лелегко.
Время ужина давно миновало. Норманн не позвал ее к общему столу; вместо этого слуга доставил ей ужин наверх. Алис не сомневалась, что всему Эльфгару известно о том, что муж посадил ее под замок, — и все из-за проклятой ведьмы!
Алис терзала ярость, но более всего — ненависть. Она всем сердцем ненавидела своего мужа, а для ненависти к его зазнобе у нее просто не находилось слов.
50 
