116 
– Я с похмелья, а потому помолчи немного и постарайся вообще не шевелиться…
Спустя какое-то время он рухнул на нее, уставший, закончивший наконец-то свою игру с воображаемой Пунш – единственной женщиной, выдерживавшей его любовный марафон и восхищавшейся его мужскими способностями, – и, к своему ужасу, осознал, что провел ночь с обычной южной шлюхой, да к тому же еще и грязной, худой и страшной, как атомная война!
Самообман сменился разочарованием и почти физической болью.
– Тебе бы лучше уйти… – сказал он, усаживаясь на постели и прикрываясь простыней. – Не могу тебя видеть…
Девушка, чуть не плача, поднялась и, едва передвигая ноги, поплелась в ванную, откуда вскоре послышался плеск воды. Возвратившись, она обернула вокруг своего длинного, худого и плоского тела простыню, взяла сигарету, села рядом с Варнавой и закурила. С ее мокрых длинных волос неопределенного цвета стекали капельки воды и впитывались в простыню, образуя серые пятна.
– Мы же договаривались с тобой, – прошептала она, глотая слезы, – что я с тебя денег не возьму, а поживу у тебя пару дней… У меня проблемы…
И он вспомнил эту фразу, которая ничего, кроме легкой досады, не внесла во вчерашний бурный вечер.
– Что у тебя?
– Меня хотят убить.
– Понятно. Ты допилась до белой горячки?
– Да нет же, это не глюки. Меня на самом деле хотят убить.
– И кто же, если не секрет?
– Пока не знаю, но точно знаю, что за мною охотятся…
– Да кому ты нужна? – вырвалось у Варнавы, и он с отвращением посмотрел на нее. – Что ты такое несешь?
– Я живу вообще-то в Сочи, – подергиваясь всем телом от внутреннего озноба или расшалившихся нервов, быстро и сбивчиво заговорила его ночная пассия, – у меня дом, но я его сдавала, а сама ютилась во времянке, в саду. А когда квартиранты съехали, снова перебралась в дом, спустила все деньги… Короче. По соседству со мной живет одна сука, старая и тощая, как скелет. Она свой большой дом обнесла бетонной стеной, а наш общий забор еще не успела заменить, он деревянный, и я могу пролезть к ней запросто.
– Она одна живет?
– В основном одна, но начиная с весны и до осени у нее гостят ее родственницы-бездельницы, пьют, жрут, загорают в саду, купаются в море… У нас дома прямо на берегу…
– Ты что, украла у них что-нибудь?
– Да я постоянно у них что-нибудь брала, но в основном выпивку, еду, которую они оставляют на ночь в саду, на столе… Какая им разница, птицы склюют или я? У них там кресла, кушетки под навесом, стол, а на столе полно еды… Но разве за это можно убивать?
– Дальше. С чего ты взяла, что тебя хотят именно убить?
– Да потому, что две недели назад я снова полезла к ним в сад, расположилась прямо за их столиком, кругом темнота, тишина, море плещется, в доме все спят… Ну я подъела с тарелки какие-то котлеты, выпила немного пива, теплого, кислого, кстати… и решила вернуться к себе, да и почти вернулась, подошла к крыльцу моего дома, хотела подняться, как вдруг поняла, что по дому кто-то ходит. Я даже протрезвела. Подошла с другой стороны дома к окну моей спальни, оно у меня всегда раскрыто, стою – не дышу. И вдруг слышу звук, похожий на выстрел, но только глухой. И быстрые шаги. Я завернула за угол, вижу – в тот же лаз в заборе, через который я только что пролезла из полетаевского сада, кто-то сиганул… Я долго не решалась войти к себе, но ближе к утру, когда замерзла, решила, что в доме уже наверняка никого нет, что я просто перепугалась… Вошла туда, включила свет и увидела, что моя подушка прострелена. На кровати одеяла были навалены, я их днем на солнце сушила, и в темноте могло показаться, что это я лежу… А на полу еще одна подушка – и тоже прострелена. Словно сквозь нее и стреляли, чтобы не слышно было; кто-то подстраховался, потому что пистолет и так был явно с глушителем…
– Послушай, как там тебя?..
– Маша.
– Послушай, Маша, ты наплела тут просто детективную историю, но она сильно попахивает спиртным…
– Я не вру! Потому что на следующую ночь я не спала и поджидала их уже в своем саду. И они пришли. Двое!
– Мужчины?
– Я и не поняла. Какие-то две фигуры. Зашли в дом, позвали меня, но я затаилась под деревом и от страха чуть не поседела… А потом они ушли, не нашли меня и ушли…
– А ты в милицию обращалась?
– Что я – дура? Что я им скажу? Да и кто мне поверит, когда у меня такие проблемы. – И она щелкнула пальцами чуть пониже и правее подбородка. – Но это они – полетаевские родственницы, это точно.
116 
