Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
133 
– Если честно, то нет, – развела руками Изольда.
– Да к тому, что если у этих пожилых лилипуток НАСТОЯЩИЕ фамилии, то у тех, которых ты видела в цирке у Максимова, – НЕ НАСТОЯЩИЕ. Согласись, что такого совпадения, чтобы у лилипуток были одинаковые имена, быть не может. Это полный бред! Вот я и подумала, а что, если молодые Катя и Роза просто-напросто позаимствовали имена пожилых лилипуток, сделав их своими сценическими псевдонимами, как бы продолжая и развивая музыкально-эксцентрическую деятельность тех несчастных, которых ты видела в морге?.. К тому же, Изольда, не забывай, что лилипутки связаны и с убийством цыгана… – проговорила я осторожно, боясь проронить лишнее слово и… ПРОРОНИВ ЕГО!
Спрашивается, откуда я могла знать о связи этого убийства с лилипутками, если о том, что произошло со мной в Свином тупике, я никому не говорила?! Выходит, что я выдала себя с головой.
– Подожди, а откуда ты это знаешь? – спросил Иван, тотчас уловивший мое замешательство и сообразивший быстрее Изольды, что мне известно о цыгане куда больше, чем положено.
От досады я несколько мгновений не могла выговорить ни слова. Идиотка! Как я могла так проговориться?!
– Хорошо, я вам расскажу кое-что… Но этому нельзя верить, потому что я узнала это от человека, который бредил, которому было очень плохо… – Я сочиняла на ходу, спасая не только свою шкуру, но и деньги, целое состояние, дожидавшееся меня в камере хранения.
Признаюсь, с того момента, как я увидела побелевшее лицо тети в момент, когда она прослушивала сообщение на автоответчике, я поняла, что ее НЕ ПОДСТАВИЛИ, что Изольда – действительно одно из главных действующих лиц… Потому что в те дни, когда под Сочи происходили эти убийства, ее не было ни дома, ни на даче, в чем она всех нас пыталась убедить. Я же сама разыскивала ее, когда мне срочно понадобились деньги, которые моя мать присылала на ее имя, чтобы Изольда хотя бы немного контролировала меня и сдерживала мои фамильные порывы мотовства. ЕЕ НИГДЕ НЕ БЫЛО!
Быть может, поэтому, подавляя в себе желание рассказать про свою реальную встречу с цыганом незадолго до его смерти (когда я в желтом платье Пунш была посажена в его машину и именно там впервые услышала, что «Катя и Роза прилетели еще три дня назад», что «они хорошие девочки», после чего все трое – и цыган, и Катя, и Роза – были расстреляны, а я сбежала с места преступления с кейсом, набитым деньгами), мне пришлось на ходу придумать байку с участием Варнавы?!
Именно с Варнавой, поскольку только от него я могла бы услышать о цыгане…
– …Он бредил, ему было очень плохо… – лепетала я, отчаянно нервничая и чувствуя, что меня в любую минуту могут разоблачить колючие глаза этого странного Ивана. – У него открылась рана…
– Валя, о ком ты говоришь? – спросила Изольда сурово. – Что ты мнешься? Ты знаешь о лилипутках?
– Варнава… Он прилетел в Адлер, ты же знаешь, мы с ним там встретились, но у него была температура… Я сделала ему перевязку, а он метался на постели (знала бы она, как он метался и что вообще происходило в тот момент на постели!) и бредил, он говорил о том, что… я сейчас постараюсь вспомнить дословно: Цыган сказал, что Катя и Роза прилетели еще три дня назад и они хорошие девочки… Ну вот и все.
– Да, это вполне вероятно, – облегченно вздохнула Изольда, что тоже не укрылось от моих глаз.
– Что вероятно, – пожелал уточнить Иван, – что он бредил или что только он мог рассказать Валентине про цыгана и лилипуток?
– И то и другое, – на мое счастье, ответила Изольда. – Дело в том, что Варнава был очень серьезно ранен в грудь…
Уж кому-кому, а мне это было очень хорошо известно!
– …да и про цыгана он нам с Валей рассказывал раньше, когда речь шла о Пунш, о том, где она брала деньги. Ведь деньгами-то ее снабжал как раз цыган, он приходил и приносил ей крупные суммы, которые та проматывала…
А мне вдруг стало нехорошо. Я снова вспомнила кладбище и Пунш, укладывающуюся в могилу. Да уж, расскажи я сейчас этим здравомыслящим, взрослым и серьезным людям такое, от меня бы отмахнулись как от ненормальной, если бы вообще не свезли в психушку. Поэтому я снова промолчала. Но как же тогда я могла объяснить присутствие в комнате синего бархатного банта, того самого, который был в волосах Пунш перед тем, как ей лечь в могилу? Бант-то был реальный и лежал сейчас у меня в сумочке…
Как тяжело было сознавать, что я одинока, страшно одинока, поскольку на свете нет такого человека, которому я бы могла рассказать АБСОЛЮТНО ВСЕ! Разве что маме?.. Но она, как нарочно, была очень далеко от меня. И мне надо было просто запастись терпением и дождаться ее.
133 
