Последние отзывы

  23  

– Да, – таким же мирным голосом крикнула я в ответ, а у самой крутилась юлой мысль, изводившая меня всю дорогу. Поймет он или не поймет? Догадается? А если догадается, что сделает?

– Прости, пожалуйста, малыш, – Костя вышел из комнаты и встал, опершись на дверной косяк. Он был расстроен, взволнован, нерешительно и даже местами виновато смотрел на меня. Такого выражение лица я не видела на нем очень давно.

– За что? – решила не спешить с выводами я. Потому что такого выражения лица, слов и вообще поведения в целом я ожидала от него меньше всего. Скорее я готовилась к тому, что он устроит мне какую-нибудь безобразную сцену.

– Я вспылил. Конечно, я не какой-то ревнивый дурак, который станет привязывать жену к батарее и запрещать ей сходить в театр, – высказался супруг и попытался легонько потрепать меня за щечку.

– Да? – удивилась я. И даже как-то расстроилась. Я бы предпочла, если бы он оказался именно ревнивым дураком. И именно привязал меня к батарее или к самому себе.

– Да. Просто я люблю тебя, вот и дергаюсь, – Костя улыбнулся и обнял меня за плечи.

– Я тоже тебя люблю, – совершенно честно ответила я, но у самой внутри все сжалось, потому что вдруг почувствовала: что-то изменилось. Может, какая-то биохимическая реакция. Может, пресловутый мужской гормон. Но вдруг то, что было между мной и моим мужем, исчезло.

– Вот и славно, – напряженно кивнул Константин. Он или, в самом деле, ничего не понял, не заметил, или очень достоверно сделал такой вид. С облегчением потрепал меня по щеке, еще раз на всякий случай назвал малышом и отбыл дальше читать свою газету. Я пошла делать ужин. Ночью мы пытались вспомнить, что такое любовь. Но оказалось, что все неожиданно разладилось, и мы не смогли найти общего знаменателя. Как будто Денис незаметным для меня образом перенастроил меня, перепрограммировал программу моих рецепторов, моих эротических зон.

– Что с тобой?

– Просто устала, – отвернулась я.

– Ну что, спать? – неуверенно спросил Костя. Я закрыла глаза. У меня вдруг мелькнула нехорошая мысль, что где-то внутри себя он все же понял, что произошло. Но предпочитает ничего не видеть, не знать. Наутро мы все же подтвердили, что супруги не только на бумаге, однако это не решило абсолютно ничего. Он прижимал меня к себе, словно я – остров посредине бушующего океана. Он пытался заполучить меня целиком, досадуя, что невозможно и в самом деле нам стать единым организмом больше чем на какие-то жалкие несколько минут. И даже на эти самые минуты, потому что теперь в моей жизни было два мужчины, Костя и Денис. Он об этом не знал (или не должен был знать), но в соответствии с этим фактором все претерпевало изменения. Так мы прожили полгода, за которые я извелась так, что сама начала закатывать Константину истерики. Мне все было не так. И наш дом, и цвет обоев, и звонки его коллег с криками «У нас застрял груз во Франкфурте». И, конечно, та тишина, с которой он пытался сносить мои выкрутасы. Глядя на его стоически терпеливое выражение лица, я чувствовала себя такой лицемерной стервой, что хотелось тут же во всем ему признаться.

– Ты не представляешь, как мне надоело врать! – жаловалась я Динке.

– Ну, так уйди от мужа, – возмущалась она. – Денис уж точно не станет относиться к тебе, будто ты приведение.

– Знаешь, действительно, как будто я приведение. Мы можем просидеть дома целый день, не перебросившись и парой слов. И старательно улыбаемся, делая вид, что все не просто в шоколаде, а просто покрыто толстым-толстым слоем. Я думаю о Денисе, он – о работе. А может, тоже о ком-то другом? О женщине?

– Ты думаешь? – усомнилась Динка. – На него это не похоже.

– А на меня? На меня это похоже? – возмутилась я.

– Да что?

– Все эти поездки якобы к тебе. Этот страх, что меня вычислят. Знаешь, иногда мне хочется, чтобы Костя узнал, что происходит.

– Зачем? Тебе чего, жить надоело? – удивилась Дудикова. Ее последовательной расчетливой натуре были чужды сомнения такого ненадежного, этического толка. Но мне настолько невыносимо было сидеть рядом с когда-то таким близким, таким нужным мне человеком и говорить о погоде, что мысль о разоблачении уже не пугала, а манила, как опасная, но от этого еще более вожделенная мечта.

– Мне интересно посмотреть, что он сделает.

– Соберет свои вещи и уйдет? – предположила Динка. Я с сомнением покачала головой.

– Думаю, его парализует. Но не оттого, что это будет для него такой уж ошеломляющей новостью.

  23