– Тяжелую? Вы называете это просто – тяжелая ситуация? – Миша аж захлебнулся возмущением.
– Почему бы это не назвать так? – отрешенно и холодно продолжил врач. Эта ситуация начинала его раздражать. Одно дело – беседовать с готовым к работе человеком, класть его на кушетку, предлагать варианты, давать советы. И совсем другое – вот так окунуться в драму, которая уже давно закончилась и оставила все максимально возможные тяжелые последствия. Окунуться – и при этом еще чего-то обещать человеку, надеющемуся все эти последствия убрать. Наркоманы неизлечимы. Это является непреложным фактом в девяноста девяти процентах. Очень удобно измерять все в процентах, когда надо отгородиться от живого искалеченного человека. Что может поменяться оттого, что он влезет по шею в эту историю? Что может значить то обстоятельство, что со всей очевидностью можно выстроить ту цепь, тот путь, по которому провел рок эту девочку? Ну и что? Да, я знаю, почему она стала такой. Почему она теперь бесцельно шляется по городу, курит анашу и рыдает по ночам. Почему она решила тогда, что ее жизнь окончена. И что?
– Это же кошмар. Неужели можно просто пройти мимо и ничего не попробовать сделать? – Миша от бессилия ударил кулаком по столу.
– Что вы хотите, чтобы я сделал?
– Верните ее, – умолял он.
– Я не могу, – устало опустил плечи врач. – Она не хочет, вряд ли когда-то захочет вернуться.
– Почему?
– Потому что вернуть ее еще можно было тогда. Тогда, когда ей было шестнадцать лет. А теперь...
– Что теперь? Ей всего девятнадцать! Она прекрасная молодая женщина, у нее прелестная дочь, которую она даже не замечает. Она... – Миша тяжело сел на край стула и опустил глаза.
– Что?
– Она смотреть не хочет на мужчин, ей наверняка до сих пор больно.
– Без сомнения. Только проблема-то в том, что все процессы происходят исключительно на бессознательном уровне. И там же формировалось ее отношение к себе.
– Какое отношение?
– Она свято верит в то, что ее место – на самой грязной помойке этого мира.
– Не понимаю, – вытаращился Миша. – Как это на помойке? Она так хороша, поет, играет на гитаре. С ней интересно, она обаятельна...
– Это вы так ее воспринимаете. Возможно, что в реальности есть еще немало людей, которые воспримут ее так же, как и вы. Но мы говорим о ее внутреннем пространстве. Вот в нем ее место – на помойке. И это не имеет никакого отношения к ее подлинным душевным качествам и иным характеристикам. Вот в чем проблема.
– Бред какой-то. Но почему? – Миша принялся с яростью расчерчивать лист бумаги. Психоаналитик с пониманием посмотрел на жирные линии. Вот анализировать такие художества – его профиль. А бороться с косностью и непроходимой тупостью этого социума он не подписывался. Достаточно того, что его собственные дети не соприкоснулись с такой родительской слепотой. Можно надеяться, и внуки тоже получат максимум понимания и поддержки в переходном возрасте. Но вокруг огромное количество детей, переломанных так же, как и эта Алиса. И ничего с этим он поделать не может. И не хочет.
– Как бы вам объяснить. Давайте пойдем сначала. Уже можно делать некоторые первичные выводы. Только не думайте, что, разобравшись, вы сразу же побежите и все вернете на свои места. Такого не бывает.
– Я понимаю.
– Тогда слушайте. Помните, вы рассказывали мне о безобразной сцене у нее дома?
– Когда приперся тот придурок, который ее увез?
– Да. Кстати, я все-таки допускаю, что именно он, судя по ее записям, вышвырнул ее из своей жизни.
– Ужас. Невозможно поверить...
– Во что? Что иные особи мужского полу способны нанести болезненный удар, даже не заметив? Это вас удивляет? А по статистике, такие травмы переносят практически все девочки. И, между прочим, мальчики тоже. Никакой особенной разницы. И не в этом, собственно, дело. Вернее, не только в этом.
– А в чем?
– Если судить по вашим воспоминаниям, ее родители устроили тогда ей безобразную сцену.
– Очень. Обзывали чуть ли не проституткой. И ведь мы не в постели валялись, а чай пили.
– Именно. То есть она не давала им реального повода предполагать, что пошла по так называемой наклонной?
– Никакого. Мы же тогда очень близко общались. Она просто играла в театре, училась петь, проводила много времени со мной. Мы встречались, как обычная пара.
– Я вам поясню. По-видимому, ее родители не смогли правильно перестроить отношения с дочкой, когда та выросла. Не смогли принять ее как взрослую женщину.