79 
– И почему бы мне не уставать? Все на работах устают. – Я категорически вырвалась и вскочила.
– Ты – не все. И сама прекрасно это знаешь!
– Ну-ка, с этого места поподробнее. Что это за группа избранных, в которую ты меня вписал?
– Ну...
– Не тяни! Наркоманы? Убийцы? Алкоголики? Антисоциальные опущенные бомжи? Что-нибудь еще? – Я озверела. Как он смеет причислять меня к сонму ублюдков и идиотов! Что он обо мне знает?
– Алиса, ну зачем ты так? Ведь я же волнуюсь, – запричитал он.
– О чем? Думаешь, я не знаю, что ты во сне мне проверяешь руки? Что ты там ищешь? Следы уколов?
Мишка поник, свесил голову. Я поняла – именно их, родимых, он и искал. А ведь мог бы уже хоть немного мне доверять. В этом-то отношении – уж точно. До какой же степени он меня не знает! Я была потрясена.
– Алиса, деточка, не кричи так. Ты волнуешь ребенка, – просунула в дверь голову мамочка. И почему меня так бесит его положительная семейка?
– И что? Сама родила, сама и волную. Переживет. Вы мне лучше скажите – вы, например, тоже меня за наркоманку держите? Отвечать быстро, смотреть в глаза!
– Остановись, как ты разговариваешь с мамой!
– Мишечка, боже ж мой, у меня дежавю! Я этот упрек уже слышала. От своего папочки. Держите меня семеро! Снова я с мамочкой не так разговариваю! С такой-то матерью я не так разговариваю! – Я хохотала и быстро одевалась. Все-таки голой вести подобные дискуссии как-то не с руки. Свитер будет наподобие бронежилета, джинсы – окоп. Станем недоступны для огня противника.
– Перестань! Где бы ты была сейчас, если бы не мы с мамой! – закричал Миша и окончательно покрылся боевыми адреналиновыми пятнами. Надо же, у моего плюшевого зайца внутри запрятаны саблезубые тигры. Кто бы мог подумать!
– И где бы я была? Поясни мне. Так, для справки.
– Я не хочу об этом говорить, – сник он и как-то сразу сдулся, словно проколотый воздушный шарик.
Я спокойно вышла из комнаты, взяла на кухне стакан воды, влила его в себя, вернулась в свою десятиметровую камеру пыток и присела на край кровати.
– Давай-ка я сама попробую договорить. А если ошибусь – поправь. Ты и вправду считаешь, что вытащил меня со дна самой нижней пропасти? Протянул руку помощи оступившемуся товарищу? Не дал пропасть? Что молчишь?
– А чего говорить? Все так и было. Вспомни, в каком состоянии ты уезжала из Питера.
– Ага. В состоянии. А тебе не приходило в голову, что это мое так называемое состояние было вызвано только что произошедшим в доме убийством? Причем с покушением и на мою жизнь тоже. От этого любой впадет в так называемое «состояние». Или что я была измотана долгими тяжелыми месяцами беременности? Что я исхудала от голода, так как питалась тем, что украду у нищей пенсионерки Ванессы? А также и то, что за твою протянутую мне руку помощи я вот уже год живу с тобой, сплю с тобой, играю в счастливую семью? И если бы ты хоть словом, хоть жестом дал мне понять раньше, что тебе это в тягость, я давно бы убралась отсюда. Слава богу, теперь я уже справилась бы и сама.
– Что ты мелешь, как это – в тягость? Я же так люблю тебя! – закричал Миша и принялся противно и слюняво целовать меня куда придется.
– Прекрати! Ты только что сказал, что не оставлял меня из чистого сострадания. Что без тебя я бы в три секунды пропала! Твое благородство зашкаливает. Даже преподобные отцы перед тобой – толпа шаловливых школяров. Так?
– Я дурак. Прости. Только не уходи. Только не это. Давай все забудем.
Я металась по квартире, наскоро собирая вещи, а он семенил следом и хватал меня за руки. Мы побегали еще минут десять, и я выдохлась. В конце концов, он в чем-то прав, хотя претензии к моей работе совершенно дики. Но бросить его вот так, после скандала, я не хотела. Некрасиво это, да и у меня ничего не готово. Не желаю я по улицам болтаться с двухлетней малышкой, да еще в ее день рождения.
– Ты не уйдешь? – заискивал Миша.
– А как ты хочешь? – спросила я и посмотрела ему в глаза.
– Я больше всего боюсь, что ты уйдешь.
– Тогда я останусь, – сказала я. Все-таки нет в мире справедливости. Вот что бы мне не полюбить его? Ан нет.
На радость маме, мы все-таки собрались за семейным столом. Был торт с двумя толстенькими свечками, были колбаса, холодец, неизменная помесь овощей, майонеза и яиц. Бедняга Оливье переворачивался в гробу от наших совковых салатов, а мы – ничего, лопали. С детства и, по-видимому, навсегда вид этого крошева, жареной курицы и запах литовских шпрот создают для меня атмосферу большого-большого праздника. Леська устала от обилия игрушек и внимания, висела на руках и капризничала, отчего я раздражалась, Мишка волновался, а мама всех старалась успокоить. Золото, а не женщина. Эх, никогда мне не стать такой.
79 
