– Что? – кажется, клиентка билась в конвульсиях. Даже я как-то занервничала, хоть и знала, какая на самом деле Люська чародейка. Такая уж это профессия. Все знают, что такие вот гадалки, как наша Людмила, – мошенницы и аферистки. Все знают. Но на всякий случай нервничают. А тут тем более Люська била по самому больному.
– Что вы меня спрашиваете? Уходите. Уходите, я вам говорю. Никто не может вам помочь, – вдруг закричала Люська. Дальше было целое шоу. Клиентка рыдала. Авенга чистила себя свечами и просила не просить ее ничего делать. Клиентка умоляла. Дочь надо было спасать. Собаку найти было невозможно, она была не пойми чья, кажется, вообще бездомная. Да и покусала она ребенка (на минуточку) год назад. Но карма до этого момента держала ребенка. А время «Ч» приближалось и должно было окончательно прийти с наступлением крещения.
– Что же мне делать? – взмолилась клиентка. И тогда Авенга озвучила прайс. Пятьсот долларов за вход в субпространство и ведение переговоров с кармической канцелярией – чтобы с ребенка сняли, так сказать, последствия вступления в контакт с духом. Или бесом. С кем-то из них. Причем таких вот переговоров в субпространстве могло потребоваться до трех – видимо, тамошняя бюрократия мало чем отличается от нашей, земной. Также Авенгой была реализована в рамках спасения ребенка бутылочка со святой водой – одна штука стоимостью пятьсот рублей (секретарша внесла ее по специальной команде). Амулет из травы в мешочке – один, стоимость – тысяча рублей. Дополнительно была предложена к приобретению литература на тему кармической справедливости – по двести рублей за книжку.
– Ну ты даешь! – ахнула я, когда благодарная (!!!) клиентка покинула Авенгин чертог.
– Работа такая, – Люська устало тряхнула рыжей копной и пересчитала купюры.
– И как оно, в субпространстве?
– Безлюдно, – задумчиво пробормотала она.
– И что, она тебе реально верит? Она же к тебе придет через неделю и будет орать и требовать все назад.
– Возможно, – кивнула Авенга. – Дай-то бог. Хуже, когда не приходят.
– Почему?
– С них больше ничего не заработаешь. А нам аренду платить. Аксессуары, инвентарь. Надо, кстати, поехать в ИКЕА, амулетов подкупить. И стеклянных шариков. Они в последнее время хорошо идут, – добавила она, сняла с себя балахон, подкрасилась, и мы поехали в театр. Такая вот была Авенга. Неудивительно, что менеджер из клуба больше не побеспокоил нас ни разу. Предполагаю, что он провел немало времени в мужском туалете, рассматривая в зеркале свое отражение и изучая его на предмет признаков неизлечимых болезней и скрытых повреждений. А мы пошли к Сухих.
– Я прямо что-то нервничаю, – сказала Марлена, когда мы подошли к двери в салон красоты.
– Еще бы. Одно дело – сидеть дома и обсуждать все за чашкой чая. А мы перешли к конкретным военным действиям, – кивнула я, чувствуя, как покрываюсь гусиной кожей при виде закрытой двери. Или, может быть, от холода. В клубе было прохладно. Обычно люди, которые там находились, были разгорячены бегом, прыгом или еще чем-то подобным, спортивным. И им не было холодно. Мне – было.
– Может, не стоит. Может, надо было сначала поговорить с Сашей?
– О чем? Она сейчас в депрессии и делает вид, что ее вообще ничто не интересует и не трогает. Ее сейчас надо кормить вкусным печеньем и не беспокоить. А за ее честь мы и сами постоим.
– Глупо все это, – сказала Авенга, разглядывая свои длинные кривые пальцы. – Детский сад.
– Так что, не пойдем? – переглянулись мы. И уже почти что решили развернуться и уйти без боя, как вдруг пресловутая дверка распахнулась и оттуда нам навстречу вылетела Анна Сухих собственной персоной. Вылетела, замерла на месте и уставилась на нас. После некоторой паузы она откашлялась и спросила:
– Девочки? А вы что тут делаете? – спросила она вполне мирным тоном. И невинно посмотрела на нас. Что я могу сказать о ней, стоящей перед нами как ни в чем не бывало? Как будто она просто случайно встретила в коридорах клуба трех хороших знакомых. Она была хороша, как всегда. Последние события не оставили на ее бесстыжем лице никакого следа. Кожа оставалась чистой, без морщин. Никаких следов бессонных ночей, никаких слез или сожалений. Ярко-голубая майка открывала по-прежнему красивые, загорелые плечи и длинные тонкие руки. Грудь в спортивном бюстгальтере была все так же высока.
– Мы? – мы растерянно переглянулись. Война – штука такая. От нее не отвертишься. Я выступила вперед и храбро сказала: – Мы пришли к тебе.