41 
Пока Александр Евгеньевич крайне нервно относился к отношениям с женщинами. Обжегшись на молоке, так сказать, усиленно дул на воду. А тут, понимаешь ли, Жанна Владимировна с ее тонкими чертами, удивительно спокойным добрым лицом, с ее нервными пальцами без маникюра и глазами, которые все понимают и все видели. Включая его брата на операционном столе. Право, Александр Евгеньевич впервые за долгое время совершенно не знал, что делать и как вообще справляться с такими чувствами, от которых кружится голова. Да что там – за долгое время. Что-то он, при всем старании, так и не смог вспомнить, чтобы он вообще когда-то переживал что-то подобное.
Может быть, это у него уже началась старость? И пресловутый бес ударил в ребро? В таком случае как же не ко времени он, этот бес. Вот-вот отберут у него его любимую «Магнолию», надо будет что-то думать. Бизнесмен, блин, нашелся. Ничего не может в условиях жесткой конкуренции. Нашел время любить, когда надо все силы направить на спасение утопающего, что, как известно, дело рук самого утопающего. Еще и брат лежит, неизвестно, что с ним дальше будет. Надо выкинуть из головы все лишнее! Но даже от мысли, что этой странной женщине, которая держит в руках человеческую жизнь каждый день, потому что это ее работа, можно просто позвонить по мобильному номеру и предложить пойти в ресторан или театр, ему становилось и страшно, и восхитительно. Как на американских горках. Ему нравилось в ней абсолютно все. Ее работа – да, это был целый мир, полный странных слов и тайн, в которые были посвящены только избранные. Нравилось слушать ее рассказы о том, что там у них было на пятиминутках, которые порой длились по три часа. И про пациентов, которые думают, что знают больше врачей, и про врачей, которые действительно ни черта не знают – слушать бы и слушать. И смотреть на ее лицо. Ему нравилось, как она говорит, как она при этом немного нервно поправляет волосы, как улыбается, словно бы немного растерянно. Как ласково отвечает ему и как жестко, почти грубо – всем остальным.
– У меня перерыв. Закройте дверь, я вас вызову!
– Но доктор, мне кажется, у меня давление.
– Обратитесь к медсестре. Пусть измерит. Обратитесь к дежурному врачу, у меня уже закончился рабочий день.
– Он ушел.
– Куда?
– На кудыкину гору. Откуда нам знать, куда уходят дежурные врачи. На фронт, наверное. Но в отделении их нет.
– Ждите.
– А может, вы посмотрите?
– Нет.
– А как же клятва Гиппократа?
– Господи, за что мне это?! – вопила Жанна, но в итоге шла и проверяла давление, и смотрела, как затягиваются швы, и слушала о том, как вот тут колет, а тут чешется, а вот тут немного ноет, если положить ногу на ногу. Она была нужной, важной, она делала настоящее дело, и ей не было дела до того, что о ней думают другие. И потом – она была красива, не как модель, конечно, и не как красотка из французского романа – жеманная юная безмозглая милашка. Жанна была женщиной с прошлым, которое, безусловно, оставило отпечаток на ее лице. Но это прошлое только придавало ей больший шарм, делало ее независимой и свободной. На самом деле, а не на словах. И, признаться честно, Александр Евгеньевич видел такую женщину впервые. Словом, как ни ужасно это прозвучит, в какой-то момент Александр понял, что даже тем, что Павлушка попал в больницу в таком ужасном состоянии, он оказал определенную любезность старшему братцу. И тут ухитрился, подлец.
И вот Александр Евгеньевич, этот респектабельный, уверенный в себе, видавший виды мужчина, который прекрасно знает и не слишком-то ценит женщин, который пробовал многое и мало что одобрил, мужчина, который привык лениво смотреть на мир из окна своего тонированного «Вольво» и который знает все азбучные истины и прописную мораль и всегда имеет ответы на любые вопросы, кроме, пожалуй, одного, касающегося его братца, этот мужчина вдруг влюбился на сорок третьем году жизни, совершенно неожиданно для себя. И притом если уж быть справедливым, то влюбился впервые за эти самые сорок три года.
Утверждение 11
Принимая решение, я стараюсь продумать его последствия
(___баллов)
Ника торжествовала. Все получилось как нельзя лучше. И хотя в первые дни после похорон ей еще было как-то грустно и непривычно, уже через пару месяцев девушка полностью пришла в себя и начала осознавать все последствия (радужные, естественно) нового порядка вещей. Вот, к примеру, сейчас Ника стояла в своей спальне и смотрела на весы. Спальня теперь была уже ее безраздельной собственностью, весы тоже. Раньше тут ступала нога другого человека, Степанов хоть изредка, а интересовался, насколько его становилось больше. Он смело включал электронный механизм большим пальцем правой ноги, смотрел на табло, фыркал и говорил:
41 
