35 
Как мог Сергей Иванович не понимать, откуда черпал свои извращенческие идеи Виктор Аш? А какой он устроил шум в классе, когда обнаружил пропажу книги?! К счастью, Ивлентьеву удалось вовремя спрятать ее в надежное место… Потом-то он взял ее домой и прочитал. А когда погибла Оля, он понял, что само по себе присутствие этой книги в его доме – знак, посланный свыше. Эта книга была его спасением. Оставалось только убедить общественность в том, что Аш был всерьез увлечен идеей фашизма и действительно строит под Каменкой какие-то бараки. И как было Ивлентьеву не воспользоваться этим обстоятельством? Он не понимал только одного – почему ни прокуратура, ни власти ничего не предпринимали, чтобы обезвредить этого подонка? Неужели они поверили, что он, по своей инициативе и за свои средства решил построить под Каменкой приют для бездомных животных и даже организовал фонд помощи брошенным животным? Хотя Сергей Иванович и не удивился бы, если бы узнал, что такой фонд действительно существует и учредил его Аш.
Но ему сейчас было не до фонда. Он выборочно перепечатывал на школьном компьютере отрывки, касающиеся освенцимского лагеря, чтобы потом подсунуть Виктору Ашу. Он даже исхитрился под видом слесаря проникнуть к нему в дом и вложить в некоторые его книги и карманы одежды эти листки. Он знал, что после убийства Оли прокуратура все равно заинтересуется личностью Аша, хотя бы потому, что его часто видели в обществе Оли. Вот пусть при обыске и найдут компромат, пусть поверят, что Аш – настоящий фашист, что он опасен. А идею ему подала сама Оля, когда вертела у него перед носом листком с адресом, на обратной стороне которого был текст из этой самой книги… Разве это трудно связать в один, общий, криминальный сюжет? Он вдруг вспомнил ее испуганные глаза и то, что она, дрожа всем телом, говорила ему незадолго до того, как всему случиться.
Сергей Иванович: «Вот пусть тебе твой Аш и покупает квартиру, раз у него так много денег». Оля: «У него есть квартира, но там сейчас живут люди, которые приехали к нему из Москвы… Тоже фашисты. Они что-то планируют. Я не хочу принимать участие во всем этом… Там могут быть жертвы. Никакой он не фашист, а террорист… А потом мне с ним идти в тюрьму? У него крыша едет, а нам всем придется отвечать? Его-то отец выкупит, наймет адвокатов…»
Аш – террорист. Тогда он не придал значения этим словам. И хотя, как человек, поживший на этом свете и много чего повидавший и переживший, Ивлентьев не верил в то, что Аш действительно способен на что-либо серьезное, что для него главное – создать видимость своей значимости и опасности, что это, по сути, игра, и остановиться на достигнутом он уже не мог. Ивлентьев должен был подставить Аша и заставить весь город поверить в то, что Олю убил именно он. За что? За то, что она что-то знала о его тайных связях с московскими фашистскими лидерами… Он убил ее, чтобы она молчала. И слава богу, что перед смертью ее никто не изнасиловал (это он узнал уже от учителей, другими словами, он, Ивлентьев, не наследил, не успел, они же поскандалили!), а то бы тогда ему точно не отвертеться… А так получалось – упала девочка и разбила голову.
Он снова посмотрел на листки бумаги с отрывками из текста книги и понял, что работы у него еще много: их придется подкидывать везде, где только бывал и бывает Виктор Аш. В квартире – есть, теперь – дача… Он найдет способ, как подкинуть туда эти листы…
Ивлентьев открыл холодильник и увидел, что он совершенно пуст. Даже привычной кастрюльки с супом нет. В хлебнице – ни кусочка хлеба. Ни яйца, ни пачки масла или маргарина, ни миски с квашеной капустой… Такое случилось впервые в его жизни. Зато в чашке, как он помнил, была виноградина. Откуда она? Значит ли это, что его жена втайне от него ест виноград?
Из спальни снова послышался звук, меньше всего напоминающий царапанье птичьих лапок по жести подоконника, – словно какой-то хлопок, но мягкий, воздушный. А может, это открылась форточка?
Он пошел на звук. Открыл дверь спальни, да так и замер, онемев. Посреди комнаты стоял большой желтый чемодан, закрытый. (Значит, тот странный звук – звук захлопывающейся крышки чемодана.) Чуть поодаль, перед скромным туалетным столиком сидела на старом пуфе незнакомая ему женщина в светлом норковом пальто и в таком же берете. Женщина сидела спиной к нему, но, услышав, как он вошел, не спеша, крутанулась на пуфе, и он увидел ее лицо. Розовое, немного смущенное, но и счастливое одновременно. Он никогда прежде не видел этой женщины. Холеные пальчики ее лежали поверх гладких, обтянутых светлыми чулками коленей – пальто еще не было застегнуто. Глаза женщины блестели, рот ее, сочный, пухлый, дерзко улыбался ему.
35 
