43 
Но, распахнув двери, увидела перед собой совершенно другого мужчину. Сердце ее бешено заколотилось, заклокотало в горле… Она никак не ожидала его здесь увидеть. Ну никак. Это было как пересечение разных миров – мира ее молодости, беспечной юности с миром ее благополучной и спокойной, как ровное теплое озеро, семейной жизни.
– Гриша?
Она сразу же попала в его сильные, захватывающие дух объятия. Гриша, большой, высокий, тяжело дышащий от волнения или, быть может, быстрой ходьбы, поцеловал ее в макушку.
– Привет, моя хорошая. – Он еще раз, но только уже в щеку, поцеловал ее, растерянную, смущенную его внезапным приездом, а потом неловко мазнул жадными губами по ее губам. Ему не верилось, что он наконец-то нашел ее. Знал, что она сначала отправилась в Кемер, затем к родственнице в Саратов, об этом ему рассказала домработница. Он с самого начала чувствовал, что ее нельзя отпускать одну, такую неожиданно свободную, красивую, с потерянным лицом и грустными, полными боли и безысходности глазами. И он не ошибся, когда представлял себе ее, отчаявшуюся, потерявшуюся среди чужих людей молодую вдову, уязвимую и рискующую угодить в лапы какого-нибудь хамовитого туриста или нахального провинциала с замашками нувориша… Да, именно такой он и нашел Аллу в незнакомой ему квартире ее тетки, нашел, увидел и поклялся себе, что никогда ее не бросит и что раз Натана больше нет, то, значит, он сам, его родной брат, будет заботиться о ней и любить так, как, быть может, не любил и Натан.
– Гриша. – Алла, признав в вошедшем мужчине шурина, сразу же расслабилась, как если бы увидела (конечно, будь он живой), самого Натана. Успокоилась и обвила его шею своими успевшими ослабеть от волнения и неожиданности руками. – Как ты здесь оказался? Почему не позвонил, не предупредил о своем приезде?
Он не мог ей сказать, что захотел сам узнать, что она делает в Саратове, нагрянуть неожиданно, застать врасплох и увидеть ее либо вот такую, одиноко пьющую чай за кухонным столом своей родственницы, либо в постели с каким-нибудь новоприобретенным любовником. Он, не имеющий права при жизни брата любить эту женщину, теперь, когда Натан умер, посчитал себя просто обязанным взять ее в жены, уберечь от посягательств на нее (как на бывшую собственность брата, которая теперь, кстати, как бы досталась ему в наследство) других мужчин. Алла, еще не зная об этом, обнимала его и вспоминала о Натане, о его смерти – Гриша пока что ассоциировался у нее с мертвым мужем…
Он примчался в Саратов из Москвы, устал с дороги, она приготовила ему ванну и в каком-то нервном возбуждении показывала ему, где стоит шампунь, где лежат полотенца… А когда он вышел в синем мужском махровом халате, укрывавшем в свое время плечи многих загостившихся здесь любовников Жени, от нее не ускользнул вопросительный взгляд Григория, спрашивающий ее: а кто тот мужчина, кому принадлежит этот халат? Она ответила молчанием, но, считая себя виноватой перед Натаном за свой непонятный, но волнующий ее до дрожи в коленях роман с Диденко, снова подошла к Грише и по-родственному, с примесью, быть может, материнского чувства, посчитала себя обязанной опять поцеловать его. Она была благодарна ему за заботу, но еще не поняла, рада ли она его приезду, или же он теперь станет крупным (в прямом смысле этого слова) препятствием между нею и красивым следователем.
Григорий же, воспламененный еще первым ее поцелуем и уже представляющий Аллу в своей холостяцкой постели (непременно в черном белье, какой он увидел ее однажды в приоткрытую дверь в их с Натаном спальне, когда зашел к ним, чтобы пригласить на какую-то важную встречу), воспринял ее второй поцелуй почти как приглашение к новой жизни и, потеряв голову, ответил на ее поцелуй, при этом так стиснув эту, пока еще не принадлежащую ему женщину, что едва не расплющил ее…
– Натан, – прошептала Алла, спутав имена, до которой лишь сейчас дошло, зачем этот мужчина приехал сюда, не позвонив. – Ты что это?
Поняла, что назвала Гришу Натаном, и спросила себя, хороший это знак или дурной.
– Правильно, ты правильно оговорилась, я готов заменить тебе Натана, только скажи, только пожелай… Ты будешь со мной жить еще лучше, чем с ним, поверь мне… Я же знаю, какая ты, мне мой брат много рассказывал о вашей жизни, мне будет нетрудно заменить его… Ты же знаешь… – он продолжал страстно целовать ее шею, щеки, глаза, губы, – ты же знаешь, я никогда не был женат, у меня есть все, чтобы сделать тебя счастливой, – нет прошлого, а впереди будущее, и только с тобой… Ну же, соглашайся!
43 
