с удовольствием перечитала 
67 
– Здравствуй, Наташенька. Ты сегодня очень хорошо выглядишь.
– И вы тоже, Ал Валерьянна. Ну, как тут у вас все прошло? Нашли родственников Анны?
– Какой Анны? Каких родственников? Ты о чем, Наташенька? Не понимаю…
На лице у секретарши было написано такое искреннее недоумение, что Наташа смешалась, отступила на шаг, потом переспросила осторожно:
– Как это – какой Анны… Ну, той, которую машина сбила…
Алла Валерьяновна продолжала смотреть на нее озадаченно, держа на весу свою леечку. На столе у нее заверещал селектор, и она бросилась к нему со всех ног, произнесла с готовностью:
– Да, Иван Андреевич! Я вас слушаю! Поняла, поняла… Чаю и бутерброд с сыром… Сейчас сделаю…
Пожав плечами, Наташа поспешила ретироваться, торопливо открыла дверь в свой кабинет, вошла… Ее стол одиноко стоял на своем прежнем месте, девственно нетронутый, и шкаф стоял, и тумбочка. Даже корзина для мусора стояла там, где стояла всегда. Все, как было до Анны. Или… ее и впрямь не было?
Она осторожно опустилась в кресло, еще раз огляделась кругом. Потом протянула руку к телефону, набрала номер бухгалтерии.
– Петрова, ты, что ли? – радостно приветствовала ее Танька. – Ты чего это нам погоду похабишь?
– В каком смысле?
– Ну, ты же всегда круто опаздывать изволишь, а тут… Сегодня снег пойдет, наверное!
– Слушай, Тань… Ты не знаешь, Анну уже похоронили?
– Какую Анну?
– Ну, которая со мной в кабинете сидела… Вторая помощница…
– Ты что, Петрова, ку-ку? Какая вторая помощница? У нас отродясь в коллективе никакой Анны не было!
– Правда?
– Ну, ты даешь! Ты выпимши явилась, что ли? Если выпимши, то сиди в кабинете и никому не показывайся. С моим папашей тоже однажды такое случилось. Пришел на работу с бодуна и заявил всем, что вчера тещу похоронил, а она жива-здорова по дому бегает…
– Нет. Я не с бодуна. Я свою нянечку вчера похоронила. Ты ко мне потом зайдешь, Тань? Вместе с Леной? Мне кое-что вам рассказать надо… Вернее, признаться…
– О, а вот это уже интересно! Сейчас слетаю за Ленкой и сразу к тебе. Готовь свои признания. Страсть как люблю всякие признания!
Положив трубку, Наташа еще раз огляделась кругом, пожала плечами. Значит, не было тут никакой Анны. Что ж, пусть будет так. Странный, странный сегодня день. Еще и на честные признания ее вдруг разнесло… Язык взял и выговорил сам по себе, хотя в мыслях ничего подобного не было. Зато на душе сразу стало легко, и тело запросилось потянуться, как утром перед солнечным окном.
– Ну, Петрова, давай, колись, раз обещала! – вкатилась в кабинет ухоженным колобком Танька. Лена шла за ней, улыбаясь и пытаясь сделать вид, что ей совсем никакого дела нет до Наташиных секретов.
Она, глядя на них, вдруг обнаружила, что страшно волнуется. Так волнуется, что схватилось цементом горло, и свело челюсти, и сердце колотится в груди, будто перед экзаменом. А может, это и был самый настоящий экзамен.
– Девочки, я… Помните, как я вам приносила книжки Алины Никольской-Петерс почитать?
– Ну, приносила… И что? – разочарованно протянула Танька. – Читали мы эти книжки, и что дальше?
– Дело в том, что это мои книжки…
– Петрова, ты совсем, что ли, не в себе сегодня? Понятно, что они твои! Раз ты их в магазине купила!
– Нет, Тань, я их не купила. Это – мои книжки, понимаешь? Я их не купила, я их написала! Алина Никольская-Петерс – это я!
Танька хохотнула коротко, потом моргнула, в недоумении посмотрела на Лену. Потом снова перевела взгляд на Наташу, скривила губы в насмешке:
– Это прикол у тебя такой, что ли? Гонишь, Петрова?
– Нет. Не гоню и не прикалываюсь. Вы меня простите, девочки, что я… Что я раньше не призналась. Я хотела… Ну, мне очень нравилось то, что я знаю, а вы не знаете…
– Ну ты даешь, Наташка… – медленно протянула Лена, и было непонятно, что она имеет в виду под этим «даешь». – Ни фига себе, я даже поверить не могу… Я думала, писательницы, они все такие… такие… Необыкновенные, в общем… И тут вдруг – ты…
В кабинете повисла неловкая минутная тишина, лишь слышно было, как Танька ерзает на своем стуле, не находя себе места от необычности полученной информации. Сердце у Наташи в груди по-прежнему выстукивало волнительную дробь, и отчего-то было очень неуютно, будто она призналась сейчас в неком постыдном поступке. Первой нарушила молчание Танька, произнесла совершенно нормальным спокойным голосом:
– Да уж… Теперь и не знаешь, как к тебе и относиться… Была обыкновенная Наташка Петрова, а теперь…
67 
