Она твердо решила — после того шокирующего, потрясающего поцелуя — не браться за лечение Лючио.
Ведь есть множество других арт-терапевтов, говорила она себе. Более опытных и не испытывающих никаких личных чувств к клиенту.
Но разве она испытывает личные чувства? Разумом Аллегра отрицала это, но тело все еще помнило вспышку желания, охватившего ее.
И все же ее тянет к нему, призналась себе она. У нее достаточная профессиональная подготовка, чтобы отделить чувства к Стефано от работы с Лючио, и ей хочется помочь мальчику, трагически молчавшему без малого восемь месяцев.
А еще это возможность не только помочь Лючио, но и вконец расстаться с прошлым.
И показать Стефано раз и навсегда, что она уже не та девочка, которой была тогда. Не та девочка, которая его любила.
Зазвонил телефон, и Аллегра вздрогнула и схватила трубку.
— Я слушаю.
— Аллегра, — отрывисто произнес Стефано, — ты ознакомилась с историей болезни Лючио?
— Да.
Возникло секундное молчание, и Аллегра услышала, как сильно бьется ее сердце.
— Ну и?..
— Да, я возьмусь за этот случай, Стефано. Хотя…
— У тебя есть какие-то возражения?
— Да.
— Насчет нашего поцелуя прошлым вечером? — Он говорил совершенно невозмутимо, и все же Аллегра крепко обхватила телефонную трубку.
— Да, — сказала она после секундного напряженного молчания. — Стефано, мы говорили о том, что я приеду в Абруццо работать. И поэтому не может быть…
— Не будет.
Она заморгала и сглотнула комок в горле, ошеломленная его уверенным тоном.
Затем отрывисто рассмеялась, потому что знала: все не так просто, и Стефано это тоже понимал.
— Ты никогда так не целовал меня, — вырвалось у нее, и она сразу же пожалела об этом. Стефано молчал, и в трубке раздавалось лишь его дыхание.
— Тебе было девятнадцать, — наконец сказал он, и голос его звучал ровно. — Совсем ребенок, как ты сама сказала. — Он помедлил, она ждала. — Но вчера вечером ты совсем не была ребенком. Однако не волнуйся. Больше такое не повторится.
Он произнес эти слова так твердо, что Аллегра поверила ему.
— Хорошо, — сказала она, понимая, что лучше не обсуждать этот вопрос по телефону.
— Мы вылетаем в Рим в пятницу, — сказал Стефано. — А из Рима отправимся в Абруццо.
— Хорошо, — повторила она и повесила трубку.
В течение недели она решила вопросы с детьми, с которыми занималась, — это было нетрудно, потому что Аллегра работала внештатным арт-терапевтом, — затем сдала в субаренду квартиру и собрала вещи в дорогу.
Она удивлялась тому, насколько легко расстается с жизнью, которую с таким трудом, ценою пота и слез, построила для себя за семь долгих лет.
Был хмурый сентябрьский день, лениво кружились желтые листья, было достаточно тепло, и Аллегра стояла на улице, напряженно ожидая появления роскошного черного автомобиля Стефано.
И вот наконец он подъехал к ее дому. Из машины вышел Стефано — в темном костюме, с телефонной трубкой, прижатой к уху. Он вел себя так, будто совсем не помнил о ней, а тем более — о том поцелуе.
Стефано по-прежнему разговаривал по телефону, когда шофер погрузил в багажник ее сумки и Аллегра уселась в автомобиль.
Они отъехали от дома, оставив позади ее улицу, ее жизнь, а Стефано даже не поздоровался с ней.
И только через двадцать минут он закончил свой телефонный разговор.
— Прошу прощения, — сказал он. — Это был деловой звонок.
— Очень похоже.
В его глазах блеснул веселый огонек.
— Я рассказал Бьянке о твоем приезде, и она собралась тебя встречать. Ты возродила в нас надежду, Аллегра.
Она кивнула.
— Но только помни, что я не даю никаких гарантий.
— Конечно, ведь в жизни вообще нет никаких гарантий, не правда ли? — произнес он непринужденно, но она уловила в его голосе нотку горечи. О чем он думал в этот момент? О своих несбывшихся мечтах?
Она приказала себе не думать об этом и отвернулась к окну.
В Рим они вылетели на частном самолете. Аллегра ожидала чего-то подобного, но все-таки была потрясена, увидев наглядное подтверждение богатства и власти Стефано.
— Ты стал богаче, чем семь лет назад? — спросила она с любопытством, когда они расположились на мягких кожаных сиденьях.
Стефано взглянул на нее через край газеты.
— Немного.
— Я знаю, что отец мой был богат, — сказала Аллегра, — но, сказать тебе по правде, я не слишком много видела этого богатства.