139 
* * *
Я не знаю, сколько будет продолжаться эта дорога. Но она не может быть такой же бесконечной, как вечность. Я постоянно сплю, а когда просыпаюсь, то, что я вижу за окном автобуса, пугает меня еще больше. Мы проезжаем незнакомые города. Деревья становятся все выше. Мне снилась зеленая ковровая нитка, которая натянулась от вершины Лысой горы в нашем селе до автобуса. Чем дальше уезжал автобус, тем больше натягивалась нитка. Еще чуть-чуть — и она порвется.
Зачем все эти люди едут туда? За окном некрасиво и холодно. Я никогда не видела такого некрасивого серого неба. Земля, по которой мы проезжаем, кажется мне чужой — я не узнаю ее. Мне снилось, что я лежу в нашем саду под зеленой яблоней. Теплая земля греет мне спину. Я вижу бабушку, она идет, опираясь на палку.
Аллах, что со мной? Почему мне постоянно хочется спать?
Бабушка идет ко мне, опираясь на палку. Она улыбается. Какая она красивая. Я слышу телефонные гудки в трубке. Я звоню тете Зухре.
— Видеть тебя не желаю! — кричит она. — Ты опозорила нас! Мы отказались от тебя и знать больше не хотим! Твоя бабушка умерла! Она звала тебя перед смертью! Потом попросила молока, выпила и умерла! Ты убила ее!
Дедушка так кашлял, я думала, он умрет первым. Я думала, поэтому надо его больше любить, а на бабушку еще останется время, когда дедушки не станет. Но бабушка выпила молока и умерла, а я не успела ее любить. Зато я люблю ее сейчас.
Мне снилось, что бабушка лежит в нашем доме на полу в коридоре. Там, где лежала перед смертью моя мать. Сверху через щель в крыше на нее падает солнечный свет. Она просит горячего молока. У нее на груди сидит ангел смерти Азраил. Он пришел за ней, как придет за всеми нами.
Молоко такое горячее, что от чашки поднимается пар. Бабушка жадно глотает. Она смотрит в щель — туда, откуда бьет солнце. Она открывает рот, и из него поднимается молочный пар. Азраил хватает его и уносит. Со двора приходит скрип точильного камня. Какой неприятный звук.
Я проснулась. Это скрипел автобус.
Думаю, что теперь мне хватит сил. Хватит сил потому, что может не хватить времени.
Я открыла сумку и достала из нее листок. Развернула его и поцеловала строчки, написанные рукой Махача. Рядом со мной сидит мужчина — тот, который спрашивал, готова ли я стать орудием мести. Теперь он выглядит по-другому. Он побрит, на нем костюм и голубая рубашка. От него пахнет одеколоном. Меня тошнит от сильных запахов.
«Не думай, что меня больше нет. Я есть и всегда буду. Не могу тебе ничего объяснить — осталось мало времени. Единственное, о чем я жалею, это что затянул тебя в свою жизнь. Надо было оставить тебя в покое. Но я не смог. Если ты меня любишь, иди к моей матери. Она должна принять тебя как мою вдову. И помирись со своими родственниками. Слышишь меня? Помирись с ними, чего бы тебе это ни стоило. Я оставляю тебе деньги, их я тоже взял у отца, но этих денег хватит тебе надолго. Передай часть Арифу-эфенди, чтобы он мог выкупить мое тело. Не оставайся одна, иди к родственникам. А я всегда буду рядом с тобой. Махач».
Мое сердце вздрагивает под одеждой. Я хочу уйти. Уйти прямо сейчас. Я не могу ждать еще несколько дней. Несколько дней — это вечность. Каждая секунда вонзается в мое сердце. Я хочу стать орудием мести прямо сейчас.
Прости меня, Махач, за то, что не смогла выполнить твою просьбу. Бабушка умерла. Тетя Зухра отказалась от меня. А твоя мать…
Я стояла на коленях, это было у того дома — с колоннами. Но она на порог меня не пустила. Она никогда не простит тебя, Махач. Она отказалась от твоего тела. Ты сам виноват, Махач. Я ведь не виновата! Куда мне было идти, Махач? Все отказались от меня. Бабушка умерла. Дедушке пришлось бы до конца дней прятаться от позора. Сельские сплетницы в открытую показывали бы на меня пальцем. Тетя Зухра, может, приняла бы меня — опозоренную, с ребенком. Но они не могли принять твою вдову, потому что дядя Вагаб — мент. Ты убил родного отца, Махач. Не знаю, за какую идею ты это сделал. Я тебя не сужу, Махач, тебе было видней. Но у тебя был выбор — убивать или не убивать. Или не было у тебя выбора, я не знаю. Я никогда ничего не узнаю — у тебя не хватило времени, чтобы все мне объяснить. Но был ли выбор у меня, Махач? Ты мне не оставил выбора, я ничего не решала сама. Я вернулась в дом Арифа-эфенди. Там приняли меня как родную. Ты же не спросил меня, хочу ли я жить с ними. Мне больше некуда было идти.
Разве я одна смогла бы забрать твое тело из морга? Ты вспомни, Махач, как мы с Арифом-эфенди стояли в темноте под железными воротами морга. Как было темно. Как лаяли собаки. Я ждала тебя, как будто ты был живой. Я не верила. Это какая-то ошибка, повторяла я про себя. Он жив, жив, успокаивала я себя. Ты вспомни, как приехал грузовик, который привез твое тело. Мы стояли у ворот. Было темно. Горели только фары. Ариф-эфенди дал денег охранникам. Он дал им те деньги, которые ты мне оставил. Нас пустили в ворота. Я шла за грузовиком и не могла дышать. Я не верила, Махач, я не верила до последнего. Идя за грузовиком, я набирала твой номер. Ты был недоступен. Но я набирала твой номер снова, потому что я не верила, не могла поверить. Потом грузовик подъехал к мраморным ступенькам морга, они так странно блестели в темноте. С него откинули брезент, и я увидела твои ноги. Твои голые ноги. Разве я не узнала бы их? Я бы узнала их из ста миллионов других ног. Разве я не закричала тогда? Я видела, как они вытащили тебя, завернутого в наше одеяло! Этим одеялом мы накрывались с тобой. Они вытащили тебя, завернутого в наше одеяло, и положили на белые мраморные ступеньки. Помнишь, как я закричала, увидев твое синее лицо и открытые глаза. Что они с тобой сделали, Махач? Почему ты так смотришь? Что они с тобой сотворили? Помнишь, как тебе было страшно? Ты смотрел на меня неподвижными глазами, тебе было страшно, и мое сердце сжималось от жалости к тебе. И еще ты глазами спрашивал: «Что я делаю здесь, в этом морге?» Ты всегда был такой красивый и модный, Махач. Помнишь, как я бросилась к тебе, чтобы обнять тебя? Помнишь, как они отогнали меня от тебя как собаку?! Как будто ты принадлежишь не мне, а им! Как будто они имеют на тебя право! Как будто я воровка, которая хочет украсть тебя у них.
139 
