с удовольствием перечитала 
27 
— Дай мне еще нитку! Пожалуйста!
Женщина протянула ко мне руки, подняла меня с пола, посадила к себе на колени и стала качать. Когда она подняла на меня лицо, я увидела, что это мама.
— Мама, дай мне еще нитку!
— Тихо, — говорила мама. — Сейчас дедушка приведет врача…
Ковер уплыл далеко-далеко, и я оказалась на бабушкиной кровати. Мама держала меня на руках. Кровать качала нас. Рядом появилось лицо бабушки с красным носом, она шумно дышала, как будто нюхала табак. Кровать качала нас, как волны на море.
— Мама, возьми у прапрабабушки другую нитку, — попросила я, но покрывало поднялось с кровати как волна, заблестело над моей головой, накрыло меня, и больше я ничего не помню.
* * *
Следующие дни я плохо помню. Единственное, что возвращается в память, — сильный жар и боль в коленях. Ноги болели так, будто кто-то брал меня за ступни и крутил их в разные стороны. Я не могла лежать спокойно, мои ноги постоянно были в движении, я терла одну ступню о другую, хотела сбросить с них невидимые руки, но легче мне не становилось. Почему-то я представляла себя керосиновой лампой, в которой сильно повернули фитиль, огонь разгорелся, и стекло сейчас лопнет. Я сейчас лопну, казалось мне, потому что очень горячо, внутри огонь. Приходил врач, которого дедушка привел из соседнего села. Дедушке пришлось пройти ночью под дождем по скользким дорогам три километра туда и обратно. Даже врач не смог повернуть во мне фитиль в обратную сторону. Я больше не могла терпеть и звала маму, хотя мама всегда сидела рядом со мной на бабушкиной кровати. Часто появлялась бабушка, я запомнила ее красный нос, который приближался к моему лицу. Когда я думала, что сейчас взорвусь на части, кровать проваливала меня вниз, куда-то под землю, и там я попадала в тот пустой дом. Там меня ждала женщина. Она снимала платок, и я видела, как тяжело повисают до пояса ее черные косы. Она снова ткала ковер — моя прапрабабушка.
— Пить, — просила я, и появлялся мальчик с моим эмалированным чайником.
— Не бойся, — говорил он, — это вода из нашего чайника.
Я постоянно просила женщину дать мне еще выбрать нитку, но она только качала головой, отчего ее косы колыхались. Она вязала ковер, и на нем постепенно начали появляться желтые узоры. Она ткала солнце, которое поднималось из-за гор и грело баранов и Каменного Мальчика. Тогда я поняла, что мне надо было выбрать желтую нитку.
— Дай мне желтую нитку, — просила я, но она снова качала головой.
Потом кровать возвращала меня к маме. Я бы радовалась, если бы бабушка разрешила мне полежать на ее кровати в другое время, а в те дни я хотела лежать на полу — он бы не бросал меня вверх-вниз. Я просила, чтобы меня переложили на пол.
— Пол холодный, тебе надо быть в тепле, — говорила мама.
Один раз кровать меня подкинула наверх, я проснулась и почувствовала, что огонь уже не горит так сильно. Но рука, которая крутила ноги, перешла на грудь и стала сильно на нее давить. Мое горло сузилось, воздух не попадал в него, я дышала как бабушка, когда она нюхает табак. С каждым вздохом рука давила больней. Внутри совсем не осталось места для воздуха. Он выходил из меня с таким неприятным звуком и такой горячий, что я могла обжечь маме лицо.
Я не знаю, сколько дней прошло. Помню, как кровать в другой раз забрала меня вниз, я снова пила горячий чай, а потом вернула наверх, и я услышала голос бабушки.
— Свадьбу все равно через неделю сыграем, — говорила она. — Завтра позовем к ней муллу. А что делать? Сама слышала, что врач сказал…
— Она не умрет, — услышала я голос мамы, она говорила шепотом, — не надо свадьбу торопить. Она поправится.
— Потом траур держать, год ждать, — сказала бабушка, и кровать снова забрала меня вниз.
Моя прапрабабушка была не похожа на бабушку. Прапрабабушка была красивой, с белой кожей, черными бровями и красными губами. Как она могла родить дочку, которая потом родила такую страшную бабушку? Моя бабушка была похожа на аждаху.
Мы ткали ковер. Прапрабабушка положила мне в руки пучок зеленых ниток, и я ткала своего барана. Он получался у меня треугольным, но мне все равно были хорошо видны его копыта и кучерявая шерсть. Я могла гладить его сколько хочу. Я погладила своего барана, и вдруг он заблеял. Как я обрадовалась! Прапрабабушка перестала ткать, повернула голову на его голос, желтая нитка повисла в ее пальцах. Мне тоже голос барана показался каким-то странным. Кровать бросила меня вверх, и я увидела человека в белой одежде и с длинной бородой. Он наклонился ко мне, перебирал пальцами четки и пел молитвы. Это мулла, поняла я. Зачем он пришел? Откуда знает, что я разговаривала с шайтаном? Я так испугалась, что опустилась вниз, и только взялась за зеленые нитки, как голос муллы вернул меня наверх. Я снова нырнула вниз, а он опять достал меня наверх. Я прыгала как мячик — туда-сюда, туда-сюда.
27 
