Лёгкий, ненавязчивый романчик 
94 
Тетя встала из кресла, схватила свою сумку, вытащила платок, развязала его и бросила все золото об стену.
— На тебе твое заработанное! — крикнула она. — Пусть все пропадом провалится!
Кольца, серьги и кулоны ударились об стену и покатились под диван. Тетя стала тянуть себя за пальцы, еле стянула бриллиантовые кольца и их тоже бросила об стену. А собирать потом кому? Мне собирать. Иногда тетя такие скандалы устраивает.
— Зухра, успокойся, да, — тихо сказал дядя. — Думаешь, мне это нравится? Ты знаешь, что в уразу было? Приехал псковский ОМОН, уложили они боевиков, штабелями трупы сложили, сами рядом сели поесть-попить, и нас зовут — давайте присоединяйтесь, ребята. Адильбек говорит — нет, мы не можем, у нас ураза. А они знаешь что спрашивают? А вы что, тоже мусульмане? — спрашивают они. Ну да, говорит Адильбек. А они отвечают: нет, вы не мусульмане, вот мусульмане, и показывают на боевиков… — Дядя замолчал и провел рукой по лысой голове. — Ты, Зухра, ничего не изменишь. В такое время мы живем. Поняла? Люди не виноваты, время виновато.
— Ужинать будешь? — спросила тетя.
— Давай, что-нибудь съем, — сказал дядя Вагаб, и она пошла на кухню разогревать ему ужин.
Если, как дядя Вагаб говорит, люди не виноваты, то получается, среди них нет плохих и нет хороших. Тогда получается, все они одинаковые — те, кого убили, и те, кто их убил? Мне теперь иногда такая мысль в голову приходит: хорошие люди чаще попадаются в селах, а плохие — в городе. Что, разве одни наши сельчане пришли бы убивать других? Что, они привели бы чью-то мать и спокойно смотрели бы на ее слезы? Никогда такого позора в нашем селе бы не случилось! Они бы на колени перед матерью встали, даже если бы она их врагов родила. А старики сами бы решили, как им мириться или драться. Но никогда бы наши сельчане не стали чужой дом окружать и стрелять по нему.
Дядя говорит, они убивают, чтобы другим было хорошо, чтобы всем другим людям добро было. Но они же, когда убивали, не принесли никакого добра той матери, которая просила сына выйти. Клянусь, до сих пор она стоит у меня перед глазами с протянутыми руками. Значит, они же, которые убивают, ничего хорошего не приносят. И еще я другое не понимаю — зачем, чтобы делать хорошее, надо делать плохое? Аллах, ты дай мне понятие, потому что, получается, я ничего в этой жизни не понимаю. В детстве дедушка мне показывал белого барана и черного. Белое — хорошее, черное — плохое. Не бывает же так, чтобы один и тот же баран один год был черным, а другой год — белым? Поэтому если ты делаешь плохое, даже чтобы было хорошо, то уже же нельзя сказать, что ты белый и как баран пушистый? Редко, но бывают черно-белые бараны, тогда трудно определить, добро это или зло. Так, наверное, и люди в городе — черно-белые бараны.
Еще, Аллах, я не понимаю, почему все говорят, что ты справедливый. Я не верю в то, что ты такой уж справедливый, хотя уважаемые люди — мулла и старики — о твоей справедливости постоянно говорят. Сегодня, например, опять об этом по телевизору напоминали, а потом еще какой-то ученый человек сказал: «Рай — под ногами ваших матерей». Что-то не верю я, чтобы под ногами у той женщины рай был. Там только земля была, помятая бэтээрами. Поэтому я и не понимаю, зачем постоянно говорить одно, когда в жизни происходит совсем другое. Мы же не ушами живем. Ты, получается, справедливый, а мир тогда почему создал несправедливый? Клянусь, я хочу это понять. Спать не могу, хочу понять. Если бы ты был справедливый, разве моя бабушка пахала бы так всю жизнь за копейки? Что, умерла бы моя мама? Или, если ты справедливый, почему муж той беременной должен со сломанной головой лежать на стройке? Она же беременная все-таки! У нее родится ребенок, а он уже без отца. Когда умер мой отец, мне всегда казалось, что меня наполовину нет, как будто я родилась с одной рукой, одной ногой и одним глазом. А когда умерла моя мать, мне стало казаться, что я совсем не рождалась. Иногда я просыпалась ночью на шерстяном матрасе, постеленном в нашем доме на полу, и, клянусь тебе, не могла понять, где я, откуда я и как мое имя. Клянусь, если ты мне не веришь! Я лежала так на матрасе, мне было темно, страшно и холодно оттого, что я ничего не помнила. Проходило несколько минут или секунд, и я вспоминала. Но эти минуты или секунды тянулись слишком долго, и они были очень темные и страшные. Наверное, вот так себя чувствуют те, кто не родился.
Когда я узнала, что Махач женится на Сакине, я стала чаще просыпаться и ничего не помнить. И стала думать о том, что справедливей было бы, если б я не родилась. Справедливей было бы, если бы у той матери остался сын, потому что несправедливо же убивать у нее душу, она же сказала — ты душу мою убиваешь. А если ты написал, что рай под ногами матерей, то почему ты тогда, когда ее душа умирала у нас на земле во дворе, не пожалел ее душу? Это же справедливо было бы, если бы ты пожалел? Справедливо было бы, если бы ты забрал все банкетные залы и рестораны у Хадижат Абдуллаевны и ее мужа. Справедливо было бы, если бы каждый получал по заслугам. Но все получают наоборот — черные бараны получают добро, а белые — зло. Если ты справедливый, то почему то, что ты создал, несправедливое? Если говорят, когда ты не хочешь, даже волос с головы не падает, то почему, да, такие вещи творятся? Получается, ты так хочешь. Тогда я тоже не знаю, почему я тебя должна считать справедливым. Нету, получается, в этом мире справедливости. Вот эти люди, которых убили, — дураки, потому что они говорят, что за справедливость воюют, а ее нет. Глупо же воевать за то, чего нет.
94 
