— Послушай, в чем дело? Ты жаловалась, что у тебя невпроворот дел, я нашел тебе помощницу. У Джорджии нет других забот — и я решил взять ее с собой сразу же. Думал, ты мне спасибо скажешь.
— Телефон у нас не сломан, — не сдавалась Коппер, снимая джинсы. — Надо было спросить меня, нужна ли мне помощница!
Мел вполголоса выругался и швырнул на стул рубашку.
— Никогда не предполагал, что с тобой так трудно разговаривать.
— Я люблю, когда со мной советуются, — упрямо сказала Коппер. — Я все-таки твоя жена.
— Тогда, когда тебе этого хочется!
— Только когда мне этого хочется? — запальчиво переспросила она. — А не ты ли обращаешься со мной как с нерадивой служанкой?
Мел с трудом сдержался.
— Как ты считаешь, стал бы я так далеко ходить, если бы мне была нужна только служанка?
— Не знаю.
Она стащила майку и нервно отбросила упавшие на глаза волосы.
— Как жена я вряд ли тебе уж так нужна. Я даже в постели не становлюсь твоей женой.
— А кто виноват? — вскинулся Мел. — Когда я тебе понадобился на одну ночь, ты сумела сказать мне об этом. Я согласился не трогать тебя, пока сама не попросишь, а ты ни разу не попросила.
— Настоящей жене и просить бы не пришлось, — сказала Коппер, расстегивая лифчик и хватая ночную рубашку. — Почему мы не можем вести себя как люди?
— Ладно.
Мел нагишом обошел кровать и отобрал у Коппер ночную рубашку.
— Пошли в постель.
— Что?
— Пошли в постель, — повторил он. — Ты хочешь, чтобы у нас все было как у людей, а нормальные люди этим занимаются в постели.
— Не дури, — неуверенно выговорила Коппер, пытаясь вернуть рубашку.
— Ну уж нет, — ухмыльнулся он и, отбросив рубашку подальше, подхватил Коппер на руки и весьма бесцеремонно отнес в постель.
Его прикосновение будто током пронзило Коппер и начисто лишило дара речи. Задыхаясь, она пыталась вырваться, но Мел прижал ее руки к кровати и тем пресек всякое сопротивление. Коппер лежала неподвижно, сердито сверкая глазами.
— Ты, кажется, хотела быть как все? — напомнил ей Мел. — Я начну! Не возражаешь?
Его обнаженное тело манило и возбуждало. Коппер ощутила, что ее все глубже затягивает в трясину желания. Мел, должно быть, почувствовал ответную дрожь ее тела, потому что отпустил ее руки и прижал одну из них к губам.
— Настоящий муж извинился бы при помощи поцелуя, — шепнул он, ткнувшись теплыми губами в ладонь Коппер. — Прости, что я не посоветовался с тобой, нанимая новую экономку, — продолжал он. Его губы, поднимаясь по нежной коже к локтю, все выше, к плечу, задержались на миг у бешено пульсирующей ямки у ключицы и добрались наконец до рта. — Я страшно виноват перед тобой, — прогудел он в губы Коппер, приник к ним, и слова стали больше не нужны.
Коппер забыла, что собиралась сопротивляться, забыла про гнев и ревность, про мучительное напряжение последних недель. Ничто больше не имело значения, кроме бегущего по жилам огня, обостряющего чувства, разжигающего жадное нетерпение. Коппер обвила руками шею Мела, блаженно вытянулась под его тяжестью, и ее губы открылись маняще-сладкому проникновению его языка.
— Твоя очередь, — улыбаясь, шепнул Мел. Как чудесно было снова дотрагиваться до него, гладить, нежиться в тепле его мощных рук. Блеснув по-кошачьи глазами, Коппер вмиг оказалась сверху, опьяненная своей властью над его загорелым, обманчиво притихшим телом.
— Я раскаиваюсь, что была груба и неблагодарна, — послушно произнесла она, целуя его в подбородок.
— Насколько? — невнятно спросил Мел. Коппер улыбнулась, и ее губы соскользнули
ниже.
— Сейчас узнаешь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Коппер приставила руку козырьком ко лбу и прищурилась. Да, вон они! Входят во двор. Меган прыгает вверх-вниз, как мячик, что-то оживленно рассказывает Мелу, а он, наклонившись, внимательно слушает, умеряя шаг, чтобы малышке легче было держаться рядом. Лица не видно под шляпой, но, будто почувствовав взгляд Коппер, он выпрямляется, видит ее, и они оба невольно улыбаются друг другу. Мел слишком далеко, и Коппер не слышит, что он говорит Меган, но через секунду та уже мчится к ней с радостным криком. Следом, не гася улыбки, идет Мел, и Коппер с забившимся сердцем подхватывает девочку на бегу.
Последние несколько дней все было чудесно. Стена непонимания между Коппер и Мелом рухнула под напором взаимного влечения, вспыхнувшего в ночь после приезда Джорджии. Днем Мел был все так же холодновато-сдержан, но что-то в нем оттаяло, и, хотя на людях он почти не дотрагивался до Коппер, ночью его сдержанность исчезала. Он обнимал Коппер, ночи пролетали как мгновения, столько нежности и страсти в них было, и Коппер светилась от счастья.