110 
– Она не умеет писать, – сказала Сулочана.
Мурали положил прошение себе на колено, и дочь подписала его вместо матери.
Затем он объяснил, что привез с собой еще один документ, который сам доставит в главный полицейский участок, расположенный у Маячной горы. Это было требование наказать ростовщика, спровоцировавшего своими действиями самоубийство. Мурали хотел, чтобы старуха подписала и его, однако она сложила перед грудью ладони и поклонилась ему:
– Пожалуйста, сэр, не делайте этого. Пожалуйста. Мы не хотим неприятностей.
Сулочана стояла у стены дома потупясь, молча поддерживая мольбу матери.
Мурали разорвал требование. А разорвав, понял, что теперь участь этой семьи зависит от него, что он стал в ней патриархом.
– А ее замужество? – спросил он, указав на прислонившуюся к стене девушку.
– Да кто же на такой женится? И что я могу сделать? – простонала старуха, когда девушка удалилась в темноту дома.
Идея пришла ему в голову, когда он возвращался к остановке автобуса.
Он уткнул металлический кончик зонта в землю, провел им по грязи длинную, сплошную черту.
И подумал: почему же нет?
В конце концов, больше ей надеяться не на что…
Мурали влез в автобус. В свои пятьдесят пять он все еще оставался холостяком. После его отсидки в тюрьме семья отказалась от него, никто из родных Мурали не стал хлопотать об устройстве его брака. А раздача брошюр, распространение слов истины в среде пролетариата и собирание изречений товарища Тхиммы не оставляли ему времени на то, чтобы самому позаботиться о женитьбе. Да он к ней особо и не стремился.
Лежа ночью в постели, он думал: но ведь здесь нет места для женщины. Дом грязный, забитый старыми книгами – трудами ветеранов Коммунистической партии, сочинениями французских и русских писателей девятнадцатого века, которых никто теперь уже не читает.
Он и не понимал до сих пор, как плохо жил все эти годы. Но ничего, положение может измениться, у него появилась большая надежда. Если Сулочана войдет в его жизнь, все станет иным. Он лежал на раскладушке, смотрел на потолочный вентилятор. Вентилятор был выключен, Мурали, экономя на электричестве, включал его редко – только когда летняя жара становилась совсем уж нестерпимой.
Всю жизнь он томился тревогой, мыслью о том, что предназначен для дел гораздо больших, чем те, какие можно совершить в маленьком городе. Когда он получил в Мадрасе диплом юриста, отец ожидал, что Мурали возьмет на себя его юридическую практику. Но Мурали притягивала политика: еще в Мадрасе он начал посещать митинги партии Конгресса, продолжал ходить на них и в Киттуре. Носил такую же, как у Неру, шапочку, держал на рабочем столе портрет Ганди. Отец все это замечал. Однажды они поспорили, спор закончился криком, Мурали покинул дом отца и вступил в партию Конгресса. Он уже знал, чему хочет посвятить свою жизнь, – у него был враг, которого следовало одолеть. Старая, плохая Индия с ее кастовой системой и классовыми привилегиями, Индия детских браков, унижаемых вдов и эксплуатируемых мелких служащих – все эти старые порядки надлежало низвергнуть. Когда в штате началась предвыборная кампания, он от всей души вел агитацию за кандидата от партии Конгресса, молодого выходца из низшей касты, человека по имени Ананд Кумар.
А после победы Ананда Кумара Мурали увидел, как двое его товарищей по партии каждое утро усаживаются у входа в ее офис. Увидел, как к ним подходят люди, приносящие письменные обращения к кандидату, как эти двое принимают обращения и берут с каждого просителя по двенадцать рупий.
Мурали пригрозил, что доложит о них Кумару. Они помрачнели, отошли от двери и предложили ему войти, не теряя попусту времени.
– Милости просим, пожалуйся на нас немедленно, – сказали они.
Он вошел в офис и, постучав в дверь Кумара, услышал, как они хохочут за его спиной.
После этого Мурали присоединился к коммунистам, поскольку много слышал об их неподкупности. Однако и они в большинстве своем оказались такими же продажными, как члены партии Конгресса, поэтому он переходил из одной Коммунистической партии в другую, пока не попал в темноватую комнатку и не увидел маленького, смуглого товарища Тхимму, сидевшего под огромным плакатом, на котором героические пролетарии лезли в небо, дабы сбросить оттуда богов прошлого. Наконец-то вот она – подлинная неподкупность. В то время к партии примыкали семнадцать добровольных помощников, они проводили в жизнь программы женского образования, контроля рождаемости и радикализации пролетариата. В составе группы таких добровольцев Мурали посещал расположенные в окрестностях Гавани потогонные мастерские, раздавая брошюры, посвященные учению Маркса и благодетельным последствиям стерилизации. Однако число партийцев все сокращалось и сокращалось, и в итоге из всей их группы остался только он один; впрочем, его это не смущало. Он служил достойному делу. И не был таким крикливым, как члены других Коммунистических партий, – он просто стоял на обочине дороги, показывая рабочим брошюры и повторяя призыв, который лишь очень немногие из них принимали близко к сердцу:
110 
