Вернувшись домой, он прошел в свою спальню и заперся в ней. Лег на кровать. Снял с телефона трубку, положил ее обратно, сосчитал до пяти и снял снова. В конце концов прием сработал. В Киттуре это все, что вам нужно сделать, чтобы влезть в чужую жизнь.
Теперь он мог прослушивать «кросс-соединения».
Телефонная линия потрещала-потрещала и ожила. Разговор шел между мужчиной и женщиной, – возможно, мужем и женой. Языка их Шанкара не понимал, – малайялам, решил он, а разговаривают, скорее всего, муслимы. Интересно о чем. Может быть, мужчина жалуется на здоровье или женщина просит у него денег на хозяйственные нужды? Но зачем говорить об этом по телефону? А вдруг мужчина живет не в Киттуре? Впрочем, где бы они ни жили и о чем бы ни разговаривали на непонятном ему языке, Шанкара слышал в их разговоре интимные нотки. Хорошо иметь жену или подругу, думал он. Не приходится все время сидеть одному. Если бы у него был хоть один настоящий друг! Тогда бы он, наверное, и бомбу подкладывать не стал, и не оказался бы теперь в такой беде.
Внезапно тон мужчины изменился. Он перешел на шепот.
– По-моему, на линии кто-то сопит, – сказал он (так, во всяком случае, решил Шанкара).
– Да, ты прав. Нас подслушивает какой-то извращенец, – ответила женщина (так, во всяком случае, решил Шанкара).
Мужчина повесил трубку.
«Я получил в наследство худшее, что есть в обеих кастах, – думал Шанкара, лежа на кровати и все еще прижимая к уху трубку. – Тревоги и страх браминов и склонность хойка действовать, не подумав. И это худшее сплавилось воедино, породив на свет урода – меня».
Он сходит с ума. Да, так и есть. Ему захотелось снова покинуть дом. Вот только не заметил ли шофер, до чего он неспокоен?
Чтобы шофер не увидел его, он выскользнул из дома черным ходом.
«Да шофер, скорее всего, ничего и не заподозрил, – сказал себе Шанкара. – Скорее всего, он считает меня бесполезным богатым щенком, таким же, как Шаббир Али».
Все эти богачи подобны Шаббиру Али, с горечью думал он, все живут, соблюдая что-то вроде закона. Говорят обо всем, но ничего не делают. Хранят дома презервативы, однако в дело их не пускают, хранят детонаторы, но не взрывают их. Одни разговоры, разговоры и разговоры. Вот и вся их жизнь. Вроде соли на ванильном мороженом. Они посыпают мороженое солью и выставляют его напоказ, но никто из них лизать эту соль не собирается! Мы же пошутили! И насчет бомб да взрывов – это тоже были одни разговоры. Если тебе известен закон, ты понимаешь: все это лишь разговоры. Только он, Шанкара, и воспринимал их всерьез, думал, что они трахают баб и бомбы взрывают. А закона он не знал, потому что по-настоящему не был для них своим – ни для браминов, ни для хойка, ни даже для испорченных щенков.
Шанкара принадлежал к тайной касте – брамо-хойка. Пока ему удалось найти лишь одного ее представителя – себя самого, но и это обособляло его от всех каст, какие создало человечество.
Он снова взял моторикшу, доехал до начальной школы и, убедившись, что никто за ним не следит, поднялся, глядя в землю и держа руки в карманах, по Старой Судейской дороге.
Раздвигая ветви деревьев, он дошел до статуи Христа и сел на землю. В воздухе все еще стоял сильный запах удобрения. Шанкара закрыл глаза, попытался успокоиться – не получилось, он задумался о самоубийстве, произошедшем здесь многие годы назад. О самоубийстве ему рассказал Шаббир Али. Неподалеку от дороги – может быть, даже на этом самом месте – нашли повесившегося на ветке дерева человека. Под ним лежал чемодан, открытый. В чемодане полицейские обнаружили золотые монеты и записку: «В мире без любви самоубийство – единственный путь преображения». Имелось там и письмо, адресованное жившей в Бомбее женщине.
Шанкара открыл глаза. Он словно видел прямо перед собой мужчину из Бомбея, висящего, помахивая ногами, под взглядом Христа.
И он задумался: не ждет ли и его такая же участь? Не закончится ли все тем, что его повесят по приговору суда?
И Шанкара снова припомнил всю череду роковых событий. После разговора в доме Шаббира Али он поехал в Гавань. Спросил там, как найти Мустафу, продавца удобрений, его направили на рынок. Отыскав ряд зеленщиков, он снова спросил Мустафу и услышал в ответ: «Поднимись наверх». Поднявшись по лестнице, он переступил порог наитемнейшего помещения, наполненного, как ему показалось, тысячью одновременно кашлявших людей. Он тоже закашлялся. Когда глаза его привыкли к темноте, он понял, что это склад перца. Вдоль закопченных стен стояли огромные мешки; рабочие, непрестанно кашляя, ворочали их. Он снова спросил: