Особенно,... 
78 
– Как скажешь,– прошептал маг вслед ушедшей. Затем повернулся к Эвелине, которая допивала травяной отвар: – Тебе легче?
Девушка кивнула.
– Тогда отдыхай. Никакой тренировки сегодня, понятное дело, не будет. Даже если случится чудо и ты сама захочешь принять в ней участие. Набирайся сил. Завтра начнем обучение стихийной магии.
Ронни вышел, тихо закрыв за собой дверь, и Эвелина скользнула в объятия беспокойного сна, свернувшись клубочком под теплым одеялом.
* * *
Дни потянулись обычной чередой. Практически все светлое время суток Эвелина занималась изучением стихийной магии в компании пяти сородичей. Эта наука не представляла особой сложности для девушки, но требовала максимальной сосредоточенности и аккуратности. Боги не любят, когда служения им не принимают всерьез. Вечера, как и прежде, были отданы тренировкам. Ронни и не подумал снизить их интенсивность, но проводил занятия в менее агрессивной манере, будто сочувствуя бедственному положению племянницы. А положение у Эвелины действительно было незавидным. В определенный день каждой недели она погружалась во многочасовой кошмар под названием императорский урок. Минуты невыносимой боли складывались в часы, и спасения не было. Император будто поставил себе цель – сломать девушку как личность. И добивался выполнения этой цели методично и последовательно. Определения болевого порога чередовались с не менее мучительными уроками фехтования. Неизменно Эвелина оказывалась проигравшей. Каждый раз она клялась себе, что не будет унижаться перед Дэмиеном, умоляя прекратить урок. И каждый раз отступалась от своих слов. На самом пороге спасительного небытия, когда сознание уже готовилось покинуть ее, милостиво погрузив разум в черную бездну, губы помимо воли просили пощады. И император, усмехаясь, одним мановением руки обрывал страдания девушки.
Все чаще Эвелина задумывалась над тем, чтобы отступиться от гордости, запросив милости правителя сразу после начала испытания. И сама ужасалась этим недостойным мыслям. Потому что подобная слабость означала окончательное и бесповоротное поражение. А девушка еще хотела повоевать с повелителем. Хоть это желание и уменьшалось с каждой неделей.
У Эвелины за неделю не успевали зажить синяки. Она давно привыкла к некрасивым багрово-синим гематомам, которые в изобилии украшали ее некогда нежную кожу. Девушка уже забыла, как это – жить без ежедневной боли. У нее ныли каждая мышца и связка. Эвелина даже не подозревала раньше, что их так много в теле.
Девушка с ужасом осознавала, что начинает тупеть от бессмысленности и монотонности существования. Разум, спасаясь от немыслимых нагрузок, все чаще впадал в оцепенение. Эвелина жила в странном подобии полусна-полуяви. К сильнейшей измотанности прибавилась бессонница. Девушка часами ворочалась на неудобной кровати, не в силах уснуть, будто кто-то неведомый решил лишить ее единственной отрады и спасения от ежедневной рутины. И лишь перед рассветом удавалось на пару часов погрузиться в тревожное забытье, которое не давало отдыха ни измученному телу, ни уму.
Эвелина таяла на глазах. И прежде не страдавшая излишней полнотой, теперь она поражала какой-то болезненной неестественной худобой. На осунувшемся лице ярко выделялись только глаза, подчеркнутые темными кругами усталости. У девушки не осталось сил даже на разговоры. Если можно было промолчать – она молчала, наученная горьким опытом общения с императором, который любую неосторожную фразу с легкостью обращал против собеседника. Понятное дело, что сверстники, которые и прежде сторонились ее, теперь почти полностью прекратили с ней общение. Впрочем, Эвелина даже не заметила этого, полностью погруженная в невеселые и однообразные раздумья.
Риена также предпочитала обходить свою бывшую ученицу стороной. Пару раз Эвелина сталкивалась с ней в коридорах Академии, но Высокая старалась как можно быстрее разминуться с девушкой, даже не глядя в ее сторону.
Ронни прекрасно видел изменения, которые происходили с его племянницей, но предпочитал не вмешиваться в процесс обучения. Только встречал Эвелину после каждого урока на крыльце Академии и помогал ей добраться до комнаты, где почти насильно вливал ей в горло отвар, поддерживающий силы. Однако это мало помогало, точнее – не помогало совсем.
Все чаще личная ученица императора задумывалась о смерти. Жизнь начинала казаться ей невыносимой. Хотелось просто лежать, чувствуя, как уходит боль, как покидает беспокойство. Никуда не надо спешить, нечего страшиться завтрашнего дня, когда придет черед услышать в который раз: «Правитель ждет вас».
78 
