Особенно,... 
42 
Рядом с этим мужчиной она чувствовала какое-то тепло, ей было покойно и хорошо, и она знала, что никогда себе не простит, если потеряет все это. Как давно она в последний раз чувствовала, что нужна кому-то!
Только он этого еще не понял.
Каролина глубоко вздохнула. Нужно набраться терпения.
Господи, у нее есть кузина, которую зовут Пейшенс [1].
Она живет в Массачусетсе с отцом весьма пуританских нравов Каролина чуть не стукнула себя по лбу. Ну при чем здесь Пейшенс из Массачусетса?
— Каролина, ты жива?
Она подняла голову.
— Все отлично. Просто замечательно. Мне никогда не было так хорошо. Я только…
— Только — что?
— Подумала. — Она закусила нижнюю губу. — Это иногда со мной случается.
— Похвальное времяпрепровождение, — заметил Блейк. — Но ты собиралась сказать мне что-то об окнах.
— О да, конечно. Мне кажется, что подоконник с южной стороны комнаты в Пруитт-Холле находится на высоте третьего оконного переплета в кабинете.
— Третьего снизу или сверху?
— Сверху.
— Гм-м. — Блейк оценивающим взглядом посмотрел на окно. — Здесь футов десять. Задача выполнимая, но занудная.
— Ты как-то странно отзываешься о своей работе.
Он повернулся и рассеянно посмотрел на нее.
— Каролина, значительная часть моей работы довольно занудна.
— Неужели? А я думала, она увлекательна.
— Нет, — сухо возразил Блейк. — Уж поверь мне. И вообще это не работа.
— А что?
— Это нечто, что я делаю, — нехотя произнес он, — и чем недолго еще буду заниматься.
— Почему?
Немного помолчав, Блейк откашлялся и спросил:
— Как твоя лодыжка?
— В порядке.
— Ты уверена?
— Совершенно. Мне только не нужно становиться на цыпочки. Я надеюсь, к завтрашнему дню она совсем пройдет.
Блейк опустился перед Каролиной на корточки и, к ее изумлению, взял ее лодыжку в руки и осторожно ощупал.
— Насчет завтра ты оптимистка. Но опухоль стала гораздо меньше.
— Да. — Ничего лучше не придумав, Каролина замолчала. Что следует говорить в такой ситуации? Спасибо за чудесный поцелуй? Можно ли будет получить еще один?
Вряд ли это уместно, даже если произнесено от всего сердца. «Терпение, терпение и еще раз терпение», — повторила она про себя.
Блейк с любопытством посмотрел на нее.
— У тебя странный вид.
— Правда?
— Прости, — поправился он. — Я хотел сказать, что ты выглядишь слишком серьезной.
— Я подумала о своей кузине, — сказала Каролина первое, что ей пришло в голову, подозревая, что это звучит ужасно глупо.
— О кузине?
Она неуверенно кивнула.
— Ее зовут Пейшенс.
— Понятно.
Каролина испугалась, что он действительно все понял, потому что уголки его рта задрожали.
— Должно быть, ее имя соответствует характеру, поэтому она пример для тебя?
— Совсем нет. Пейшенс — старая карга, — соврала она.
На самом деле в Пейшенс Мерриуэзер удивительно сочетались сдержанность, набожность и красота. Каролина никогда не встречалась с ней, но ее письма всегда были весьма нравоучительными. Однако Каролина переписывалась с ней многие годы, поскольку это была единственная живая душа, способная скрасить ее пребывание у опекунов.
— Гм-м, — задумчиво сказал он. — Мне кажется, жестоко давать ребенку такое имя.
Каролина задумалась.
— Да, довольно трудно жить, соответствуя своему имени. Это ведь не Фейс, Хоуп или Чарити [2].
Он покачал головой.
— Для тебя жить с именем Пейшенс было бы просто невозможно.
Она игриво ущипнула его за плечо.
— Если уж говорить об именах, откуда взялось твое?
— Ты имеешь в виду Блейк?
Она кивнула.
— Это была девичья фамилия моей матери. У нас в семье есть традиция давать второму сыну имя по девичьей фамилии матери.
— Второму сыну?
Блейк пожал плечами.
— Первый сын обычно получал что-нибудь важное со стороны отца.
«Трент Рейвенскрофт, — подумала Каролина. — Звучит не так плохо». Она улыбнулась.
— Чему ты улыбаешься? — спросил он.
— Я? Ничему. Просто…
— Ну, говори.
Каролина проглотила подступивший к горлу комок, лихорадочно пытаясь собраться с мыслями. Она никогда не скажет ему, что мечтала об их будущих детях.
— О чем я думаю? — медленно произнесла она.
— Да.
Наконец она нашла выход.
— Я думаю, — повторила Каролина на этот раз более уверенно, — о том, что тебе очень повезло, что у твоей матери не было двойного имени. Только представь, что тебя могли звать Фортескью Гамильтон Рейвенскрофт.
42 
