271)

Я сказал, что для меня ее приход большая неожиданность, ведь я думал, что она уже никогда не вернется в город. Она развела руками и сказала, что я сам лучше всех должен знать, как легко бросаться высокопарными образами, когда все у тебя хорошо, зато как столкнешься с настоящими трудностями, тут уж не до красивых речей. Я спросил, означает ли это, что она столкнулась с настоящими трудностями, и она ответила, что похоже на то.

А как же Тур? — спросил я. Что Тур? — сказала Марианна и дала мне понять, что Тур интересуется только орланами. Я спросил, интересуется ли он орланами и по ночам. Да, и по ночам тоже, ответила Марианна. Я кивнул и сказал, что, если мужчина по ночам интересуется орланами, это его до добра не доведет.

272)

Марианна сняла себе комнату. Неподалеку от меня. Минут двадцать быстрым шагом, не больше (если не будет задержек у светофоров, а и с, как правило, не бывает). Но я редко навещал ее там.

Итак, она вернулась. Столь же внезапно, как впервые появилась в моей жизни, и так же неожиданно, как покинула меня ради Тура. Словом, она вернулась обратно. Но жили мы по отдельности, и ни я и никто другой не считал нас с Марианной парой.

Мы встречались нечасто, но встречались. Однако и с другими каждый из нас встречался не чаще.

273)

А как Лоллик? — поинтересовалась Марианна. Лоллик больше нет, ответил я. Тогда Марианна осторожно спросила, не нахожу ли я, что Лоллик немного вульгарна (положа руку на сердце). Я сказал: М-да! Не без этого, и мы надолго замолчали. Но потом смягчились и оттаяли. Кончилось тем, что мы сказали: хорошо, что хотя бы кто-то вульгарен.

274)

Несколько раз Марианна брала меня за руку, когда мы шли по улице. Мне это не нравилось, и я изобретал всякие хитрые уловки, лишь бы она оставила в покое мои руки. Наконец однажды вечером она предложила заняться любовью, что мы и сделали. Мы испытали оргазм одновременно, и, по-моему, это было великолепно. Я разволновался и долго потом говорил об этом. Марианна слушала, куря сигарету за сигаретой, а потом сказала, что ей приятно мое волнение, но, что касается ее, она и раньше испытывала такое много раз.

275)

Я спросил у Марианны, как она относится к радиотелефонам. Ей эти штучки не нравятся, сказала она, но не смогла объяснить почему. Должна же она назвать хоть какую-то причину, настаивал я. Нет, оказывается, не должна.

276)

Мне пришло в голову, что я должен подстричься. Марианну удивило такое желание с моей стороны, но она согласилась со мной. Она точно знает, куда я должен пойти, сказала она, очень важно, чтобы меня подстриг человек по имени Тим. Этот Тим был старый знакомый Марианны, и она гарантировала, что он хороший мастер и прекрасно владеет ножницами.

В парикмахерском кресле я весь напрягся, но так и не собрался с духом, чтобы спросить, зовут ли человека с ножницами Тимом, однако по описанию Марианны невозможно было определить, он это или не он. Парикмахер спросил, в чем проблема, и я ответил (что было истинной правдой), что никакой проблемы нет, просто он должен подстричь меня покороче. Насколько короче? — поинтересовался он, и я объяснил, что он должен срезать столько волос, чтобы не оставалось никаких сомнений. В чем? — спросил он. В том, что я подстрижен коротко, сказал я.

И он подстриг меня так, чтобы сомнений не осталось. «Коротко» было самое подходящее слово, и меня даже позабавило, что случайно брошенное слово может оказаться настолько точным.

277)

Правда, оказалось, что меня стриг вовсе не Тим, и Марианна обиделась, что я не последовал ее совету. Я не нарочно, сказал я, но Марианна считала, что все случилось по моей вине, а мои оправдания, будто я не знал, как выглядит Тим, не выдерживают никакой критики. Мне следовало удостовериться, что человек с ножницами и есть Тим. Я этого не сделал и теперь был наказан. Оказалось, что я нелепый, глупый и никогда ничего не умел. От моей беспомощности можно сойти с ума. Я робко сказал, что, если бы настоял на том, чтобы меня стриг Тим, я тем самым поставил бы под сомнение искусство другого мастера. Ну и что из того? — возмутилась Марианна. Как бы там ни было, меня несомненно подстригли хорошо, однако Марианна не могла удержаться от замечания, что мы теперь никогда не узнаем, как бы я выглядел, если бы меня подстриг Тим. Да, уже не узнаем. Я был вынужден с ней согласиться.

  51