— Товарищ прапорщик! Встаньте!!
— Пусть! Теперь — их воля. Девять областных музеев…
— Свиридов, отставить! Вста-ать! — просил его Губин, он добежал первым. — Что за проявления? Смотрит же личный состав! — Витя остановил своих. — Не подходить!
— Решил для жителей водоем. Пусть моются. Белье можно постирать. Теперь мы здесь отдохнем. — Прапорщик опустил руки и броском попытался ухватить Губина за колено. — Прости!
— Что? Свиридов, я прошу вас! Что вы такое… Встать, смирно! С вами просто невозможно по-людски… Мы торопимся, внимательно прошу. — Витя зацепил за шею Свиридова и меня, мы ткнулись в его щеки. — Кончено! Едем встречать Президента. Город ждет. Будем праздновать. Недостойно отменять. Тем более — все готово, осталось заполнить чем-то место. — Губин тряхнул меня. — Вас в городе мало кто видел. Рост подходит. Оденут. Парикмахер, волосы. Ваше отсутствие, товарищ прапорщик, также не заметят. Только немного подкрасить. Молчать! Вы сделаете, я прошу. Кому зря не поручишь. От вас всего ничего — выйдете на крыльцо, посмотрите, на вас посмотрят, снимут, и проезд по городу — распорядок сократим. Вам — только рукой помахать. Я придумал, товарищи подсказали. Знает еще один. И вы. Я буду рядом. Все время буду рядом. Никто близко не подойдет. Да их никто близко и не видел. Это последнее, честно. — Губин заново встряхнул меня. — Это не противоречит… В полдень — на вокзале. Успеем. Все, идем, идемте, ходу, вон, в автобус, там занавесочки. — Повлек нас, но Свиридов дурашливо начал упираться. — Товарищ прапорщик, вы что?
— На колени! — приказывал Свиридов и смеялся сам над собой. — Проси на коленях! Падай в ноги.
Губин измученно улыбнулся и потащил нас дальше. Свиридов взрывами хохотал, восклицал:
— На колени! — Вис на его руке и делал вид: что все, дальше не иду. — Целуй руку!
Все расступались, мы — одни, догнал лысый солдат в телогрейке и подпихивал Свиридова в зад — подсаживал в автобус, Губин заученно проговорил кому-то внутрь:
— Это офицеры Министерства безопасности. Вы поняли, нас попросили из Москвы на случай иметь похожих людей. Для безопасности. Я понимаю, что поздно хватились. Ну хотя бы отдаленное сходство. Когда пора, я постучу.
Выпрыгнул, автобус поехал, мы увидели зубоврачебные кресла, зеркала и старух в синих халатах, спросил время: восемь утра, Свиридов прошелся меж кресел, его усаживали, окликнул меня:
— А правда, у меня походка генеральская? — И зевал, а нам протирали лица водой с церковным, похоронным запахом.
— Вот чем закончилось, — протянул лысый солдат, он тоже с нами, я вздрогнул, предупредил Свиридова:
— Клинский! Не слушай его! Чего тебе? Чего ты к нам ладишься? — Посмотрел на его череп, ожидая увидеть впадины, бугры, синие пятна.
Солдат залепил лысину руками и невесело тянул:
— Не-ет, ничего они не успели надо мною — все обошлось. Что думаешь первое? Земский собор? — Заикнулся и посидел, разинув рот, словно челюсти расперла пружина. — Главное сделано, остались мановения руки. Нагнали силу — пойдет сама. — Ему неприятно, что заикание все заметней, он отдохнул. — Сейчас не хочешь, а там затянет. Лучше прикинуть загодя, что первое? Направление. Хоть из рук не уронить. Будет противно — никто не имеет… заставлять целую жизнь. Подменим. Простите! — Он поцеловал мою руку, я запоздало отдернул. — Не губи. Не забудьте меня. Я для себя корыстно не брал, мы-мы-и… — Заикание одолело, он пятнами покраснел от смущения и ушел к водителю, на соседнее сиденье, где помещаются ученики, билетеры, экскурсоводы.
Старуха запрокинула мне голову на кожаный подголовник.
Растерла по ладоням маслянистые червячки вазелина и легкими нажатиями пальцев слева и справа крепила на мой нос мокрые, тяжелые нашлепки мучного цвета. Разгладила… И продолжала лепить уже ноздри.
Старуха оборачивалась на изображение, не видное мне, я покосился: прапорщику втирают в щеки черный порошок. Он сидел не шевелясь — спал.
Что теперь берет? Взяла вату, смяла из нее две лепешки, прикладывая для уточнения размера к моим щекам. Вырезала из белой простыни два лоскута круглых и промазала их края белой, пахнущей спиртом жидкостью. Приложила вату к щеке и накрыла ее лоскутом — смазанные клейкие края пришлись на кожу. Она разгладила лоскут по окружности — приклеила. И взялась за другую щеку.
— Подсохни. Пока буду одевать.