Последние отзывы

  80  

Мешались обрывками хворь, московские стены, напряг побега; суть — бежать легко, явной силой они не остановят, если успеем тронуться; после бабы простуженная мокрая пустота, грязные ноги, собирал яблоки; уедем, улыбаться; завтра они подожгут — способный подонок, дорожки через улицу — и я б так сделал и еще добавил дорожки запахов; как же нас крутанули! Не посплю — откуда силы?

После бабы ноги склеились, слизь, отмыть. Как там друг наш с плугом? Вдоль дороги им незаметно. С машины, если не знать, не видно. Даже стоя заметишь не вдруг. Повалят густо лишь в первые часы. К утру растянутся. В городе первое впечатление не от числа — от непрерывности. Закон: где шли первые — пройдут до последней, хоть лопатой бей. Переселение не сворачивает, оно затапливает преграды. Куда нам до мальчика. Мать честная, сколько ж ловил?! С каждого подвала! Где-то держать. Кормить! Есть, есть тонкости, чем перед выпуском кормить — он не знает. Нет температуры — добро. Больно эта медсестра колет. Если ухудшение — то ведь не такое, чтоб я слег. Не поймешь время.

— Выспался? А кто ж тогда храпел?

Укололи — уезжаем! Укол последний. Пропахана земля у мясокомбината. Традцать семь и три. Надо было спать в шапке. Я напился — вкусная вода. Празднично смотрел на часы — они за нас.

Ни разу не кашлянул — и дышу свободней! Беленькая беременная с мочалкой и полотенцем. Жаль, не скажешь ей: хочешь выпить? Она приостановилась:

— Хочешь выпить? Заходи после ужина.

Вдоль стены поплелся за ней. Игрались дверью душевой: пусти, и я; а если кто придет? да спят все; а вдруг? Все спали, я дал знак, Старый перенес в уборную мешок с вещами и затолкал под шкаф. Лестница — рукой подать. Запоры на окнах уже ходили свободно. Я обхватил раковину.

— Ты что?

— Резко нагнулся. Замельтешило.

— Иди ляжь.

Уже нет? Браться за мыло — нет? Умоюсь, нельзя отступаться сразу же. Вытянул из стакана зубную щетку и с первого раза состыковал ее с пастой — выложил белую веревочку на мертвую щетину. Мы еще дойдем и до мыла. Ткнул щеткой в рот — изнанку губ противно ожгло, неживой вкус наступил на язык, полетела щетка, заструилась из тюбика паста, я к стене и — вырвало.

Как стал к стене, так и некуда отступить — на штаны. День начинался-то хорошим. Слабость, свет убавился, губы дергались, по нутру сквозила пахнущая чужим боль — набежали из коридора, толкаются. Больше нечем — давлюсь слюной, свожу губы — ползут безобразно. Старый подтирает, лазит вокруг, отбрасывает чужие руки: сам я, сам — вдруг кто-то увидит наш мешок! — ведите его, погодите, смочил руку и смазал мне лицо тепловатой, щекотной водой — вот мои ноги, задергалось, сжало, полезло толсто со рта, и обжала неплотная густая вата ожидания — что-то, вот-вот, я спекся. Зимним ветром дохнул нашатырный спирт — я уворачивался.

— Тридцать семь и восемь.

Я прошептал без губ: минуло полчаса. Голос рядом продолжал: ну что, диета, язык! — язык обложен, мд-а, таблетки будет — раньше случалось? Пили небось? Желудок промыть, или подождем? Температура, что температура — это, может, и не связано. Свиридов тряс у окна черной фотобумагой — там легкие, как два батона хлеба белого. Есть уплотнение. Может, он воспаление на ногах переходил. Кровь брали? Лаборатория опечатана. Дурдом! Ну, Старый, ждешь, когда все уйдут, они ж не знают про нас, позови ее. Он — как не расслышал. Когда был последний стул? Цвет обычный? Никогда внимания не обращаете? Что ели? А кто с ним ходил? Допросите в изоляторе Шестакова: что ели? Опять судороги, тазик! Что, тазик трудно догадаться принести?! Поменяйте подушку, что он на мокром? Что он вам показывает? Старый, ты ж понял.

Старый сдержанно в общей тишине:

— Что, брат, болит? Желудок? Не беда, отравление, отлежишься, в легких ничего нет. — Отвлекал их вздором.

— Надо ее.

— Что он просит? Что он просит? — раскудахтался Свиридов. — А ну — тихо! Что он вам сказал?

Старый раздраженно мазнул ладонью по лбу и с покорно-бешеным участием переспросил:

— Что? Что?

— Ты знаешь. Как мне без нее. Зачем она умерла?

— Без ка-кого? — уточнил Свиридов, жадно задышав.

— Это он… так. — Старый в один глоток усмехнулся и поморщился, и сжал мое плечо, глядя под ноги — седая голова. — Довольно! Зачем столько народа?! Дайте ему отлежаться!

— Лишние уходят! Ирина Борисовна, в палату постоянный пост, вызовите еще медсестру — семь секунд! Даю машину.

  80