Тетя оторвалась от текста. Фальшь. На шеях овец не колокольцы, а била! Теплый нашел такое, когда они отправились гулять в соседнюю с гостиницей деревню — ржавое, грубое, грязное, мятое чуть-чуть. Никаких колокольцев. И вообще Крит не такой, Крит — сиреневый, злой остров, нелюбимых там пожирает Минотавр, но про это, про самое главное — ни слова! И почему ей чудился в его статейках ветер? Здесь не было никакого ветра, только душная ложь. И что это за «преследовал настойчивый звон»? Или — или. Или преследовал, или настойчивый. И то не мог оторвать глаз, то все-таки оторвал. И если уж на верхушке горы деревня — понятно, что она горная! Да и вообще, что это за верхушки-деревушки?
Она набрала его номер, выпалила ему про два масла масляных, почти не сдерживая возмущения, Ланин ответил мягко, не опускаясь до дискуссии: «Я вас понял, оставьте, как есть». Она не унималась (Лена могла бы ее остановить, но не было Лены!): «И еще, извините меня, пожалуйста, Михаил Львович, но у овец на шеях не колокольчики, а ботала, грубые, большие, и ничего они не нежно звенят, а глухо и тяжко звякают!»
Он словно что-то почувствовал, сказал: «Я сейчас спущусь».
Войдя в комнату, он поздоровался, подошел к ее столу. Глянул в глаза. Она бесстрашно повторила: «Ботала. Я сама видела. Мы как раз только что вернулись с Крита». «Ах вот оно что! — он засмеялся. Легким, колышащимся смехом. — А я написал по прошлогодним впечатлениям, решил на летнюю тему… Ботала… Да, — он замолчал и внезапно произнес очень раздельно и медленно: — Екатерина Витковская. Вспомнил!».
Тетя молчала, ждала объяснений. «Девушка, на которую вы страшно похожи», — добавил Ланин. Вздохнул: «Оставьте колокольчики, все оставьте. Я пишу сказки. Я сказочник, как вы не догадались?!» И опять взглянул на нее со странным вниманием, без улыбки: поймет? Но она молчала. Сказочник? Он все стоял и вдруг, совсем уж ни к селу ни к городу, добавил неторопливо, слегка покачиваясь на каблуках и глядя не на нее, а чуть выше ее головы, в календарь: «Мне нравится… — он немного замялся, — то участие, с которым вы читаете мои тексты. Мне нравится…» — но оборвал самого себя, не стал договаривать, слегка покраснел и быстро вышел.
Дверь не закрыл, поднялся сквозняк, бумажки взмыли, салфетки, липучки, оборотки, ручки сдвинулись, поползли, полетели. Пустая чашка покатилась по столу и упала ей на колени.
Тетя захлопнула дверь, навела порядок. Фамилию, которую произнес Ланин, конечно, сейчас же забыла — поискала наугад в Яндексе, Катя, но какая? Виловская? Будковская? Ничего так и не нашла.
После того объяснения прошел почти месяц, Лена давно вернулась, и все постепенно вернулись, и снова потянулась пресная, одинаковая жизнь — Ланин опять был в отъезде, безнадежном, вечном — лишь волна летнего тепла, накатившая на Москву, немного размягчала, наполняла хоть чем-то, да чем — знакомой, выдержанной как вино, многолетней уже тоской. Но сегодня утром… нет, это была не догадка, не предположение — точное знание. Все скоро изменится. Вот-вот.
Тетя сдала уже третий текст, теперь самое время было попить чайку-кофейку… Она поднялась, но увидела, что утенок в аське прыгает — писала Лена, вообще-то сидевшая напротив, но сейчас, видно, не желавшая посвящать в их беседу остальных.
— Тебе нужна подработка? — спрашивала Лена, Тетя задумалась, сейчас же появилась следующая строка.
— Слышала про проект главного «Семейный альбом»? Чтобы читатели присылали свои семейные истории, с фотографиями, а мы бы публиковали лучшее.
— Да, объявления же в каждом номере, — натюкала Тетя.
— Именно. И за две недели пришло уже несколько очень толстых конвертов, — быстро строчила Лена, — и несколько тонких. Нужны ридеры, те, кто все это будет читать, отбирать сто€ящее для публикаций. О чем главный, само собой, не подумал. Мне Ланин только что написал в ужасе — его поставили это курировать, но людей не дали. Правда, дали немножко денег. Спросил, не знаю ли я кого, кто мог бы, и, между прочим, помянул тебя…
— Меня?
— Да, сейчас.
Через несколько мгновений в окошке появилась вставка из ланинского письма. «…до полного отчаянья. Может быть, предложить кому-то из ваших сотрудников — вот та чудесная кареглазая женщина, сидящая напротив вас, под календарем. Читатели нужны грамотные, со вкусом — по-моему, она справится…»
Тетя улыбнулась: ишь ты, и глаза разглядел!