ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  157  

Все-таки успела вбежать в туалет.

В унитаз лились

жеваный хлеб, кислое молоко,

жареная картошка.

Отравилась? Может быть, в самолете?

пластмассовый самолетный ланч,

Орандж джус.

Но думать было некогда

густым потоком рванули

эсэмэски,

стишки,

ночной пододеяльный шепот в мобильник,

все это взвинченное чувственное безумие этого года,

опечатки,

точки, тире, запятые

протокал

налогооблажание

"?"!+)".,=…

уплывали в воронку

раболовные суда

минетаризм

минированные в долларах

портаченные миллионы

траховые комании

ползли ровным строем все высталенные запятые

,,,,,

пуководители департаментов

замперды комитетов

: —) — %:

выкатывались

красные шары неразрезанных помидоров

мятые маки с черной юбки

бубенцы бредущей сквозь город белой лошади

;;;;;;;;;;;;;;;;;;;;; —;;;;;; —.

Темный рис остывшей паэльи

В перерывах между приступами Тетя спрашивала свой взбесившийся организм: неужели ничего? Ничего нельзя оставить? Неужели ничего хорошего не было там, в этом году, совсем?

Ответа не было.

Нет, он был.

Она блевала. Дальше.

И ясно было, пока не выблюет все, до последней капли желчи, не будет этой бурной реке конца.

Новогодние апельсиновые дольки

корочка мандарина

капли всосанной спермы

лужица кетчупа Хайнц

овсяная каша в пятнах варенья

жесткие листочки бамбука

Жизнь гораздо шире, чем ты думаешь. Всех законов, границ, установлений.

ледяной шматок белого снега

качельки дачные

текила

луковый суп

яичница по субботам

Перерыв.

Она возвращается в комнату, в изнеможении ложится. Думает с покорным отчаянием: нет, невозможно, да и совершенно не нужно, идти всеми тропами одновременно, необязательно, да и не надо любить всех, полюбить бы лишь данных тебе в обязательную любовь, потому что глаз у человека только два, слышишь, их два, а не восемь! Надо жить своей собственной маленькой жизнью, и в ней, как в капле, — видеть красоту. И согласиться именно на нее, на эту, да, крошечную, да, тупую, да, убогую, но прекрасную жизнь!

Ты этого от меня хочешь, Господи? Да?

Так, Тишка? Так, Сергей Петрович? Я правильно повторяю урок?

Новая судорога не дала ей додумать.

На этот раз вместе с желтой слизью

полезли черно-белые кусочки фотографий

объеденные лица

щеки боты тонкие кисти рук

мизинцы

серебристые нити бальных платьев

картонная четвертушка визитки

щепочки деревянного крылечка

изжеванная кувшинка с мятыми лепестками

топленое молоко

И снова пауза. Но нет, больше так бегать нет сил — осела прямо здесь, уперевшись спиной в кафельную стену. Ждать следующего прилива.

Хорошо вам, Сергей Петрович, — текла и текла тоскующая мысль сквозь горячий, упертый в сливной бачок лоб — хорошо рассуждать про традицию, напутствовать меня добрым мудрым ласковым словом. Уклад. Вы своими руками щупали его твердый оклад! Вы эту икону душой чувствуете. А я… я живу в пустоте.

Мама знала один клад — стихи в Политехническом, любимые поэты Цветаева, Ахмадулина Белла. Бабушка… да, пожалуй, она, может быть, и могла б хоть что-нибудь объяснить, но она умерла, я училась тогда в первом классе, когда было перенять? Видите ли, Сергей Петрович, у меня в отличие от вас в общем-то не было семьи. Поэтому и Коля никак не мог навязать мне свое, выученное с детства, а мне не ясное до конца, мной не впитанное. Я не помню отца, я так и не знаю, кто же это — мужчина, муж? Что я должна ему, а он мне? Мне рабой его быть? Слугой? Подружкой? Или, может, повелительницей? И почему, почему, любимая Тишка, я должна любить хмурого упыря, а не того, кого и в самом деле люблю? Неужели твой Бог, твой Христос этого от меня хочет, чтобы взять да и утопиться мне вот в этой жиже — позыв уже начинался, уже подступала новая порция, она встала на колени — в этой жиже собственной рвоты?

Мне что делать?

Пропасть в дерьме своего отвращения к собственной лжи, любви к пустышке, сгинуть в пошлости серой, вязкой, разлитой в любом адюльтере, слышите, да, возлюбленные, в любом! В вонючем болотце адюльтера, кроме которого, правда, вот загвоздка, ничего хорошего в моей жизни не было!

Нет, забыла, Тема, сын, но — это другое. Не могу по-вашему, значит, буду любить, кого и когда захочу, буду жить с кем выберу, а лучше ни с кем, ни с каким мужчиной и никакою женщиною, но все-таки жить, жить, потому что лучше уж жить, чем захлебнуться и е. нуться.

  157