Особенно,... 
60 
С палашом в правой руке и крестом в левой, я бросился догонять эту сущность, не собираясь давать ей времени на то, чтобы прийти в себя. Дым уже складывался в фигуру высокого человека-всадника.
Я подрубил ему левую ногу, размозжив колено, навалился сверху, сунув крест прямо в центр дымной завесы, туда, где должна была находиться голова. Это его проняло, и он, как и все остальные, обратившись в песок, с тоскливым воем ушел под землю.
— Уф, — только и сказал я. — Уф.
— Людвиг, такого не могло быть, — дрожащим голосом произнес Проповедник.
— Могло, — ответил я ему. — Если земля не освящена, то вполне могло. А в ней, судя по всему, ни капли святости.
— Но ведь церковь…
— Мои глаза меня не обманывают. — Я сел возле костра, покосившись на Пугало.
То все так же строгало из кости фигурку.
— Спасибо за помощь.
Пугало усмехнулось, мол, ты и сам неплохо справился, провело серпом и, внезапно подняв голову, уставилось во мрак… Почти сразу же из него выступило худое, костлявое существо в юбке из человеческой кожи, вооруженное сучковатой палкой, украшенной костями и перьями.
Арбалет находился слишком далеко, так что я доверил свою жизнь палашу, но визаган не сделал попытки напасть. Он сел на каменные плитки в пяти шагах от меня, положив посох рядом с собой.
— Все люди такие странные и разговаривают с невидимыми собеседниками? — с издевкой спросил он.
— Ты быстро набрался сил. — Меня не обманула его расслабленная поза, и, как и прежде, я не смотрел ему в глаза.
— Хорошее питание, — осклабился он, растянув окровавленные губы в гримасе-улыбке.
— Сюда ты пришел тоже за питанием? — Я не спешил нападать.
Удобнее всего его прикончить из арбалета, но до оружия надо еще добраться. Совершенно не представляю, есть ли в арсенале этих тварей еще какая-нибудь магия, кроме подчинения?
— Возможно, — проскрежетал тот. — Быть может, за едой. Быть может, за чем-то еще. Я Секач. Это мое имя. А как зовут тебя?
— Человек. — Я не собирался называться ему.
Короткий смешок, визаган наклонился вперед:
— Спас мне жизнь, хотя мог и не делать этого. Почему?
— Мой маленький каприз.
Он вновь рассмеялся, пытаясь поймать мой взгляд:
— Я разрядил твой арбалет, Человек.
Но я и бровью не повел:
— Уходи, пока цел.
Визаган явно был сумасшедшим, потому как засмеялся пуще прежнего, встал, ногой подцепил посох, подкинул, поймал рукой:
— Как скажешь, Человек. Но я не желаю быть чем-то обязан твоему племени. Ты спас меня, и я верну долг.
— Визаганы никогда не отличались благодарностью. Особенно по отношению к людям.
Костлявые плечи приподнялись:
— Это моя земля. От курганов до синебровых лесов на севере, и ты тут незваный гость. В другое время ты бы умер, но я ощущаю в тебе родственную кровь, хоть от тебя и смердит человечиной. Так что я скажу о том, что ждет тебя, когда луна достигнет ноги Копьеносца.[12] Не ради тебя. Ради Темнолесья, которое в тебе.
— Не слушай его, Людвиг, — посоветовал мне Проповедник.
Пугало советов не давало, оно было слишком занято художественной работой, чтобы отвлекаться на такие пустяки, как людоед.
— И что же ждет меня?
— Ты умрешь.
Мы с Проповедником переглянулись.
— Это случится через четверть часа. Если останешься на ночевку в этих развалинах. Я приподнял кабанью тушу, тебе решать, вытаскивать ли из-под нее ноги или лежать, как бревно.
Он пошел к воротам, миновал пятно света и растворился во мраке.
— Проверь, он точно ушел? — сказал я Проповеднику.
Пока тот отсутствовал, я поспешно собирал вещи, то и дело поглядывая на неторопливую луну, которая медленно и величественно, точно каравелла, плыла по небу. Оставалось совсем немного времени, прежде чем она коснется созвездия, о котором говорила эта тварь. Пугало смотрело на меня с иронией, его вся эта ситуация несколько забавляла, но оно, разумеется, не собиралось меня отговаривать.
— Ушел, — сказал Проповедник, когда я уже застегивал сумку. — Постой! Постой! Что ты делаешь?! Неужели ты поверил этой бесовской твари?!
— Нет.
— Тогда почему уходишь?!
— Потому что зерна сомнения проросли в душе моей, и вижу я, что плохо это, — сказал я, заряжая арбалет.
— Этой фразы нет в библии.
— Я импровизирую. И ухожу. Можешь меня не отговаривать.
60 
