– Слушай, а ты хорошо устроился, – сказал Никитин. – Полтора миллиона евро, за шесть процентов – это сто тысяч. Не вставая с кресла.
– А ты не завидуй, – ответил банкир. – И мои деньги не считай. Я же твои не считаю.
– Это не мои, – поправил Никитин. – Это взятка.
– А мне все равно, – сказал Знаев.
– Вот поэтому я и завидую, – сказал Никитин. – Не тому я завидую, что ты за полчаса сто штук поднял, а тому, что тебе все равно.
– На том стою, – скромно улыбнулся банкир. – А ты что-то плохо выглядишь, Иван.
– Все болит, – пожаловался Никитин. – Я ж ветеран спорта. Челюсть сломана, и нос, и правая ключица, и обе ноги, причем одна – в трех местах.
– Это круто, – сказал банкир. – Может, тебе броневичок дать? И двух человек с автоматами? Все-таки полтора миллиона евро.
– Обойдусь, – прохрипел бывший голкипер и покидал груз в портфель.
Функционер из аппарата Совета Федерации назначил встречу прямо на рабочем месте. Это было нормально. Это Ивана не удивило. Он привык к тому, что московские ребята ничего и никого не боятся. Борьба с коррупцией в стране существовала только в виде телевизионного шоу. В сущности, бороться с коррупцией необязательно, главное – делать вид.
Без проблем он пронес свой туго набитый портфельчик через два поста охраны и двинулся по коридорам власти, малолюдным в это время дня; навстречу попадались только юные, чрезвычайно дорого одетые хлыщи – референты, помощники, работники секретариатов. Передвигались прытко, смотрели нагло. Номенклатурные ковровые дорожки глушили звуки шагов. Кстати, два раза Ивану повстречались такие же, как он сам, измученные, с криво повязанными галстуками седовласые существа с такими же, как у него самого, туго набитыми кейсами. Несли, стало быть, большим московским ребятам гонорары… Одному такому незнакомцу Иван даже хотел подмигнуть – как единомышленнику, – но передумал.
В приемной функционера Иван поймал себя на том, что его осанка изменилась. Голова ушла в плечи. Подсознательно, сам того не желая, он превратился в просителя.
– Вас ждут, – хриплым блядским голосом произнесла секретарша.
– Еще бы, – нагло сказал Никитин, перехватывая свою ношу из руки в руку.
Девчонка не поняла.
Вот, нашел слово, подумал Иван. Блядское местечко. Тут пахнет блядством высшего разряда. Дорогостоящим политическим блядством.
Функционер выбежал из-за стола, сунул вялую ладонь. Профессионально улыбался, державно поигрывал белесыми бровями. То гордо выпрямлял спину, как товарищ Сталин, то запускал руки в карманы, как товарищ Ленин. Иван вдруг вспомнил случайно прочитанную статью про супругу вождя мировой революции. Как странно, удивлялась Надежда Константиновна. Люди смотрят кинохронику и думают, что Володя был резвый, быстрый, порывистый. На самом деле я не знала более медленного и вялого человека…
– Этот завод, – сказал функционер, сановно выпятив грудь, – имеет огромное значение для страны. Мы не допустим рейдерских атак. Борьба с рейдерами приобрела важнейшее значение. Вопрос будет поднят на ближайшем же заседании. Я, как член комитета по промышленности, лично возьму дело на контроль. Передайте господину Золотых, что все будет в порядке. Как ваша супруга? Как дочь? Как здоровье?
Хуево, хотел сказать Иван. И супруга, и здоровье. Особенно – здоровье.
Он поставил портфель на ближайший стул, заставил себя изобразить приязнь, произнес несколько дежурных фраз и откланялся.
– До свидания, – сказала секретарша. Он едва кивнул.
В коридоре притормозил, чтоб ответить на звонок.
Он не любил разговаривать по телефону на ходу.
– Иван, – сказал Хренов необычно жестким голосом. – Беда. У Петра Семеновича инфаркт.
– Он жив? – холодея, спросил Никитин.
– Типа да, – дипломатично ответил казначей. – В общем, все отменяется. Ничего никому не отдавай. Груз вези обратно в фонд. Срочно.
– Я уже отдал, – сказал Никитин. – Только что.
– Верни, – приказал Хренов.
– Как ты себе это представляешь?
– Я никак не представляю. Я говорю, что надо сделать. Жду тебя в фонде. С грузом.
– Хорошо, я попробую.
– Не пробуй. Сделай, и все.
Ивана скрутило. Задергалась щека.
– Что за тон? – спросил он. – Ты что, забылся? Я тебе что, мальчишка? «Иди», «верни», «привези»… Поезд ушел, ясно?
– Ты сам под него попадешь, – сказал Хренов.