39 
Мишина фирма изготавливает дорожные знаки. И сам Миша на очередных посиделках произносит шутливый спич о пользе дорожных знаков, «понятность и даже эмоциональность» которых его «поражает». А еще дорожный знак – результат работы не одного человека, а целой цивилизации и никогда не портит пейзажа.
Примерно по таким же критериям Миша оценивает и окружающих его людей, больше всего любя в них четкость и полезность. Кто-то, как, например, несчастная Юля, нужен ему для того, чтобы его выслушивать и сочувствовать. Кто-то – чтобы согревать его быт. Кто-то – чтобы помогать по работе. Не зря приятней других Мише оказываются те, кто просто «умеет себя вести»: «вот вовремя пришел, сказал все только по делу, улыбнулся, попрощался и ушел, даже раньше намеченного, – значит, приятный и, скорее всего, умный человек».
И автор практически не иронизирует над подобным подходом, потому что, кажется, вполне с ним солидарен. Во всяком случае, своих персонажей он конструирует по тому же принципу: их внутренний мир должен быть не сложнее дорожной схемы, а присутствие в романе исключительно функционально. Оттого-то они так и напоминают человечков на дорожных знаках. И спор оказывается проигран, большая книга получилась, но – вот как у взрослых – нет. Стоп, машина.
Евгений Гришковец. Асфальт. М.: Махаон, 2008.
Памятник классике
О «Русском романе» Павла Басинского
Критик Павел Басинский, автор взвешенной и глубокой биографии Максима Горького, вышедшей недавно в серии ЖЗЛ, дебютировал в большой прозе. Наше литературное сообщество консервативно и подобные позиционные прыжки воспринимает настороженно. Но к эксперименту Басинского, похоже, отнеслось благосклонно – только что его дебютный роман вышел в финал премии «Большая книга», пройдя двойной экспертный фильтр.
И выделять это сочинение есть за что. «Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина» – проект, во всяком случае, грандиозный. Басинский возводит памятник русскому классическому роману, а заодно и его современным перепевщикам и пародистам. Во многом перед нами плод работы скорее профессионального читателя, чем писателя.
Начинает Басинский как совершеннейший Борис Акунин – мистическим детективом а-ля истории о монахине Пелагии, продолжает как Пушкин, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чернышевский, Лесков, Горький, а прослаивает действие Пелевиным, Ерофеевым, Сорокиным, Быковым…
Точно раешник, вынимает он из своей покрытой пылью российских дорог шкатулки литературную энциклопедию русской жизни. Русский человек на rendez-vous? Пожалуйте. Дуэль? Нате вам. Утопия? Куда же без нее. Пьяные разговоры за полночь о судьбах России и смысле бытия? Извольте. Деревня, гроза, ливень, березка, дородная баба, стройная красавица, попы, путч 1991 года, хитрые гэбисты и рядовые менты… В полном согласии с русской романной традицией сведены счеты и с литературными обидчиками, Виктором Пелевиным например. Здесь же – издевки над русской конспирологией и над постмодернистами, хотя и сам «Русский роман» типологически текст постмодернистский… Широк русский человек.
Все эти мифологемы и цитаты нанизаны на детективный сюжет. В парке вымышленного русского городка Малютова убита горничная пансионата «Лесные зори» Лиза (бедная, бедная, ты верно догадался, проницательный читатель). Страшно узок круг подозреваемых, но кто убийца, а также отец Лизиного сына Вани Половинкина, переименованного в Америке в Джона… неясно до конца.
Примерно со второй половины начинается невообразимое. Персонажи множатся, как в жутковатом сне героя Достоевского. Сюжет петляет так, что разобраться, в каких родственно-дружеско-служебных связях состоят герои, становится почти невозможно. Дело не в том, что их много, – они недостаточно прописаны.
Стертые лица этих героев сливаются. Но в этом, кажется, и состоит авторский замысел: написать не полноценный русский, не свой собственный роман, а создать обобщенный образ чужого.
Правда, даже самая талантливая и изобретательная пародия не может не отвечать на сакраментальный вопрос: за что боролись? Павел Басинский не дает ответа. Ему словно не хватает последнего усилия и понимания, зачем он так тщательно и так похоже изображает все эти русские дела.
И все же если бы в «Большой книге» была номинация «за мужество», ее, без сомнения, следовало бы присудить Басинскому. Хотя бы потому, что написать в начале ХХI века русский роман очень страшно. Басинский не испугался и прыгнул в пропасть.
39 
