– Тем удивительней, что вы написали роман на христианском материале. При этом трудно отделаться от ощущения, что христианство остается для автора чужим.
– Что значит чужим? Я очень много читал о христиан-ском учении, во-первых. Во-вторых, в основе того, о чем я пишу, лежит Таннах, Ветхий завет, который для меня более чем родной.
– Но в романе вы время от времени попинываете Церковь.
– Я попинываю не Церковь, а религиозные институты власти. Я стараюсь не обижать чувства верующих. И о Папе Римском пишу достаточно уважительно. Но не забывайте, речь ведется не от моего лица, а от лица героя Владимира Соловьева, который служит антихристу. Если бы он хорошо относился к Церкви, это было бы по меньшей мере странно. Мои собственные отношения с Церковью – серьезные и спокойные. Я дружу со многими выдающимися деятелями российского православия, как из официальной, так и из катакомбной церкви, хотя сам по своим убеждениям не являюсь христианином.
– В каком смысле?
– В категориях веры – нет. Есть ли у меня уважение к Христу и к вере? Более чем. Но когда мне говорят, что Он Сын Божий, мне очень сложно это понять. Мне гораздо ближе история сотворения мира, как она изложена в классических ветхозаветных текстах.
– Честно признаюсь, мне не хватает в вашем «Евангелии» страсти. Градус разговора о приходе антихриста, Суде, соблазне, этих действительно очень важных вещах, таков, что все время хочется спросить: «Вас правда все это так уж занимает? Или вы используете апокалиптические темы как материал, выигрышный и с рыночной точки зрения и для интеллектуальной игры?
– Как недавно кто-то из критиков написал, я «интеллектуально несостоятелен». Так что, видимо, ни на что интеллектуальное не способен… Если человек живет и думает, что в происходящем вокруг него кто-то виноват, его враги, друзья, – значит, он либо наивен, либо глуп. Все, что происходит с человеком, – это диалог человека с Богом.
– Простите, но когда человек воспринимает свою жизнь как разговор с Богом и думает о Страшном суде как о реальности, он меняет свой образ жизни. Будет ли такой человек заниматься политикой, например?..
– Почему? Каждый занимается тем, в чем состоит его предназначение.
– Ваше предназначение быть радиоведущим утреннего эфира на радио, телеведущим двух программ?..
– Да. Иначе я бы им не был. И люди бы меня не слышали. Если бы я хоть где-то соврал, если бы хоть в чем-то зазвучала фальшь, люди не стали бы меня слушать. Что бесит тех, кто меня ненавидит? То, что я абсолютно целен. Я пришел в журналистику из реального бизнеса и очень хорошо знаю, о чем я говорю с людьми, о чем я пишу. Я не из пробирки. Я вначале серьезно занимался наукой, преподавал в Америке экономику, занимался бизнесом, я всю жизнь тяжело пахал.
– В Вашей книге присутствует не только религиозно-мистический, но и политический пласт. На сцене появляются Волошин, Сурков, получившиеся у вас, прямо скажем, малосимпатичными — не боитесь ничьих обид?
– Нет, вы сначала скажите – разве не похоже?
– Мы пока лично не знакомы.
– Получилось-то похоже. И я не вижу, на что там обижаться. Наоборот, Волошин придумывает в романе какие-то красивые вещи, а что-то придумывает Сурков, что-то подсказывает и Путин.
– Вот и Путин у вас получился растерянным и слабым.
– По-моему, нет.
– Ну, например, у вас президент говорит: «Россию способно спасти только чудо»… Согласитесь, в этом есть что-то неспокойно-истерическое.
– А мне кажется, что это шуточка как раз в стиле ВВ. Так что не вижу, на что там обижаться.
– И читая книгу, и глядя на вас в программе «К барьеру», часто невозможно понять – с кем вы? На чьей стороне? Вы так легко и незаметно перемещаетесь с одного поля на другое, демонстрируя поразительную гибкость! В чем ее секрет? Вы готовы отождествиться с точкой зрения каждого, потому что настолько любите людей или до такой степени к ним равнодушны?
– Я очень люблю людей. Мне люди очень интересны. И их мнения, точки зрения. Вы работали когда-нибудь в школе? Ты видишь в ученике зерно, и ты это зерно растишь, убирая сорняки… То же самое и здесь. Вот он умница, он высказал замечательную мысль, и ты рад за него, что он смог это высказать, а ты всего лишь помогаешь ему избавиться от сора.
– Так что обвинения Владимира Соловьева в гибкости, граничащей с беспринципностью, – происки врагов?