— Тогда нет проблем. Час поздний, господа. С вашего позволения, я отправлюсь домой.
— Ты легко согласился, ван Нормайенн. Я думал, придется убеждать тебя до утра.
Я заметил легкую усмешку кондотьера. Интересно, как они планировали меня убеждать?
— Ты мне все еще не нравишься, колдун. Как и все, что происходит. Но я это делаю только ради нее. Запомни это.
— Весомый аргумент, — кивнул он. — И я в него верю. Увидимся завтра, ван Нормайенн.
— Я провожу, — вызвалась Кристина.
Мы вместе спустились на первый этаж и, не сговариваясь, вышли на улицу.
— Еще не поздно уехать. Прямо сейчас, — вновь предложил я.
Она избегала смотреть на меня и отрицательно покачала головой:
— Я потеряла свой кинжал. И что самое ужасное — ничуть не жалею. Я больше не страж, Людвиг. Мне некуда возвращаться.
— Пропажа оружия не лишает тебя дара. Даже без него ты — страж.
Она неожиданно прислонилась лбом к моей груди:
— Я устала, Синеглазый. Устала быть стражем, устала оправдывать ожидания Мириам, устала спасать Братство, отчитываться перед магистрами, враждовать с законниками и вычищать все те горы дерьма, что оставляют люди после своей смерти, не желая отправляться в чистилище. Все мое существование, сколько я себя помню, посвящено именно этому. Знаешь, чего я хочу? Покоя. Сбежать далеко-далеко, туда, где нет темных душ и людей с проклятием дара, магии, и оставить все за спиной, жить своей маленькой жизнью, писать музыку и растить детей. Но самое страшное в этом то, что мои желания ничего не значат. В меня вбили то же самое, что и в тебя, — спасать людей и защищать Братство. Темный кузнец — самое опасное, с чем мы сталкивались. Я обязана разобраться с ним.
Было обидно, что мы понимаем защиту Братства совершенно по-разному. Она намерена подставить его, чтобы потом пытаться спасти то, что уже будет уничтожено. Я готов предать ее надежды, чтобы школа в Арденау существовала и дальше.
— Что же. Это твой выбор, — с сожалением сказал я ей.
— Постой! — Она схватила меня за руку. — Тебе не обязательно участвовать. Правда. Просто дай нам кольцо и уходи. Мы что-нибудь придумаем.
— Я должен что-то еще знать?
Она сделала шаг назад:
— Могу говорить только за себя. Не понимаю, как при огромном стечении народа и клириках можно украсть вещь у кардинала… И боюсь за твою жизнь. Возможно, я ошибаюсь, но сказать об этом — правильно, и ты должен быть в курсе моих размышлений.
— До завтра, Криста. Будь осторожна с ними.
Она улыбнулась:
— Это им следует быть осторожными.
И вернулась обратно в аптеку.
Встречать кардинала Урбана я планировал не выбираясь из дома. Окна моих комнат выходили на центральную городскую улицу, по которым должна проехать торжественная процессия, так что я был обеспечен неплохим зрительским местом.
Пугалу тоже было интересно поглядеть. Оно торчало здесь с самого утра, впрочем, не без дела. Вчера вечером одушевленный спер в какой-то лавке деревянную марионетку, за что ему пришлось выслушать нотацию от Проповедника, так как «какой-то ребенок теперь лишился радости». По мне, какой-то ребенок избежал ночных кошмаров, кукла выглядела чудовищно — гротескная копия человека с чуть вытянутой головой, широченными руками и бочкообразной грудью. Раскрашена она оказалась ничуть не менее бездарно, чем вырезана: глаза разной величины, губки бантиком, солома вместо волос.
Пугало проявило творческую жилку, чуть подправив все, что нужно, серпом. В итоге игрушка обрела характерную и знакомую зловещую ухмылочку.
— Прелестно, — оценил Проповедник. — Теперь можешь привязать к ней веревочки и корчить кукловода из Литавии.
Пугало действительно привязало веревочку, но лишь одну, и за шею. Затем извлекло из кармана мундира клочок атласной ткани, иголки, нитки и за полчаса сварганило одежонку. Оно разве что не насвистывало от удовольствия, наслаждаясь рукоделием. Когда все было готово и кукла повисла под потолком, Проповедник осторожно изрек:
— Святой Витт и все его пляски! Мне одному кажется, что эта штука похожа на кардинала? Оно теперь высунет ее в окно и будет махать при всей честной компании?
На столь сложный вопрос у меня ответа не нашлось. И Проповедник внес очередное предложение:
— К чему вся эта суета, Людвиг? В твоей сумке целых два проклятых камня. На кой черт нагревать кардинала на еще один?