— Вы забыли, — пророкотал над утесом громовой голос равата Адита, — что это не игра.
Я изумился настолько, что невольно отвел взгляд от лица Этьенса, на котором попеременно отражались, не скрытые маской, торжество и злорадство. Раджпут поднимался на ноги. Я не знаю, каким образом ему это удалось — с перебитыми костями, — но он стоял, чуть скособочившись, но вполне устойчиво. Огромные ладони сжимались и разжимались ритмично, как заводские манипуляторы, и воинственно топорщились роскошные раджпутские усы.
— Вы аугмент, — выпалил я, забывшись.
— Да. — Адит Дев величественно кивнул. — Шестьдесят восемь процентов.
Больше двух третей организма. Проклятие, что же у него в таком случае настоящее?
— Бертрана Бартоломью Сайкса убил я, — проговорил индус торжественно и спокойно. — Я вызвал его на контакт, я ввел ему релаксант, вырезал датчик в медблоке Башни и оставил тело высыхать на старом полигоне. С самого начала вы шли по заботливо проложенному для вас следу, герр Михайлов. Имейте смелость признать это.
Я навел вас на Тадеуша Новицкого. Я подсказал, что существуют рискуны. Вы двигались от улики к улике, не успевая подумать, что пряничные крошки кто-то рассыпал по тропе.
— Почти так, — кивнул я осторожно. — Мне понадобилось оказаться в плену, чтобы заново осмыслить случившееся.
— Вы поняли все правильно, — согласился Адит. — Допустили только две ошибки. Вы решили, будто Лиет — это директор Этьенс. На самом деле Лиет — это я. И вы не поняли, почему был убит Сайкс.
— Так просветите меня. — Разговор приобретал сюрреалистический оттенок: трое, волею обстоятельств, смертельных врагов заняты дружеской беседой перед тем, как попытаться открутить друг другу головы. Боюсь, правда, что в рукопашной схватке с рават Адитом мне ничего не светит. А успею ли я выпустить все пули до того, как индус нащупает мою глотку, — большой вопрос.
— Проблема отношений, — пояснил Этьенс, зримо осмелевший, когда его начбез поднялся на ноги. — Вы искали мотив… имеющий смысл для Лиета. Но Конан был убит по приказу директора Сайкса.
— Директорат строил большие планы в отношении Габриэля, — продолжил раджпут. — Планы, которые не стоит выносить на всеобщее обозрение. Планета должна была стать научным центром и оружейной нового Доминиона. А заодно — полигоном для обкатки технологий тотального контроля над колонистами. Для этого — подозрительная гибель директорского племянника, бунт, аугвардия… Никто не ожидал от вас, что вы раскроете убийство Сайкса. Вы должны были потерпеть поражение.
Все сходится. Поэтому Сайкс-старший с таким сомнением встречал мои отчеты, поэтому в конце концов, невзирая на обычную процедуру, вытер ноги о мои рекомендации и бросил взвод боелюдей подавлять его же стараниями спровоцированный мятеж. А эту мысль перебила другая: как я мог ожидать от человека, приказавшего убить собственного племянника, ближайшую родню, раз уж от возможности иметь сыновей старый крокодил отказался… нет, не порядочности — это слово давно уже отошло в разряд устаревших. Не совести и не честности — непозволительная роскошь для штатных сотрудников, повод вызвать ребят из отдела уже не внешних, а внутренних расследований и прочистить нестандартному мозги. Слово, которое я искал, было — последовательность. Люди, спланировавшие эту операцию, были непредсказуемы. И это пугало меня хуже чумы. Попытавшись хотя бы представить себе, что должно было твориться в душе у Джонатана Джозии Сайкса, я заглянул в бездну хаоса, рядом с которой беснующаяся атмосфера Самаэля показалась бы кристаллической решеткой. Зачем? Что такого ожидал Сайкс-старший от грядущей катастрофы?
Потом луч света пронзил хаос, и я невольно зажмурился от его яркости.
Вместе с метрополией из Доминиона выпадало восемь миллиардов человек. На протяжении двух столетий рассеяния Земля оставалась перенаселенной клоакой, где ни драконовские меры контроля, ни давление моды, ни принудительная эмиграция не позволяли уменьшить численность… да, иначе не скажешь — популяции. Естественным следствием стали законы — принятые Колониальной службой и ее властью применяемые по всей Земле — о полном запрете на любые способы продления жизни. Соответствующие технологии развивались потихоньку — сугубо в рамках чистой науки, чтобы из стерильных выстехничных лабораторий перекочевывать в подпольные операционные. Я готов был прозакладывать двадцать два синтетических процента своего тела, что законы эти были бы отменены на следующий же день после разрыва лифт-связи с метрополией.