Особенно,... 
40 
А Нюта, если удавалось случайно встретить его в коридоре…
Нюта готова была провалиться сквозь землю. Вернее, сначала сквозь пол. Вниз, через все классы и этажи, проламывая в полу огромные черные дыры. И дальше, сквозь материковый гранитный щит (как учили по географии), сквозь подземные моря – в раскаленную кипящую лаву. Потому что в раскаленной кипящей лаве дышать ей было бы легче, чем с Олегом в одном коридоре. Но и жить без этих случайных встреч она не могла. Поэтому нарочно летела первая к кабинету 9-го «А», нарочно толклась в столовке и задерживалась у школьного крыльца. Старшеклассники вечно курили за углом и потом расходились с независимым видом. А Нюта просто смотрела…
Стю тоже смотрела, и взгляд ее с каждым днем становился все мрачнее и мрачнее. Стю была надежным другом. А еще она, в отличие от Нюты, обитала целиком в мире реальном и общалась с мальчишками, а не с ведьмаками. И ей совсем не нравилось, как развиваются события. Потому что события вовсе не развивались. Они намертво застыли на месте.
Да, подруге следовало помочь. Сама она, похоже, не справится.
И пока Нюта, краснея, заикаясь, вымучивала из себя: «Он… такой… понимаешь… потрясающий…» Стю уже прикидывала дальнейшие ходы. Как взять «такого, понимаешь, потрясающего» за шкирку и притащить к ногам. Однажды она не выдержала и заговорила о действиях. Но подруга неожиданно взбунтовалась.
«Я понимаю, – грустно вздохнула она, – он на тебя сразу внимание обратит. На тебя все обращают внимание. Но ведь это я его люблю, а не ты! Значит, это я его должна заинтересовать. Или он меня заметит, или все само рассосется, со временем…»
«Заметит, как же! Рассосется, как же!» – сумрачно подумала Стю, глядя, как Нюта, с полыхающими щеками (она всегда краснела, говоря о нем), сидит, уставившись остекленелыми глазами в стенку. На которой, очевидно, видит счастливые картины своей будущей жизни с Олегом Рэдом. Или несчастливые картины будущей жизни без него.
Но вслух говорить ничего не стала.
Глава 2
Там, где меняют тела и души
Обычно время перед каникулами тянется, словно жвачка. Сидишь, бывало, у окна, жмуришься от солнца, которое просачивается через занавески и нагревает парту. В приоткрытую форточку врывается сладкий запах молодых листьев. Учительница бубнит у доски. Слова ее проплывают сквозь голову легко, как бумажные кораблики, не оставляя в мозгу ни малейшей ряби. Даже непонятно, какой сейчас урок – инглиш, физика, математика? Да и какая разница! Главное, чтоб побыстрее кончился.
А на поляне перед школой визжат малыши, и полно одуванчиков, от которых остается на пальцах желтая пыльца.
И наступают белые, северные ночи, когда можно гулять до часу, а до трех читать книжку, не включая света.
Вот так сидишь, мечтая, а учебный год все не кончается, не кончается, не кончается… И невольно начинаешь считать дни, заглядывать в календарь, томясь из последних сил. Скорей бы уж июнь…
Но в этот раз Нюта не торопила приближающееся лето. В тетрадках на последней странице, на полях, а то и на задней обложке она теперь задумчиво чертила замысловатые вензеля, где переплеталась буква Р с буквой О. Стю хмыкала. Тоже мне, загадка – таинственный О-Р! Нюта, не замечая подколов, пририсовывала к буквам фантастических зверей, переплетала их неведомыми травами, а иногда… Иногда даже набрасывала знакомое лицо, которое тут же, впрочем, торопливо заштриховывала летящими косыми линиями. Дожди, мол, у меня сегодня в тетради, дожжжжди…
Так и бродила бы Нюта по коридорам, вздыхала, шарахалась, страдала, разрисовывала тетрадки дождями и ждала какого-нибудь потрясающего чуда (однажды, в студеную зимнюю пору он из лесу выйдет…).
Как вдруг – бабах! – нате вам, каникулы! Как метеорит на голову! Действительно, кто же ждет наступления лета, 31-го, допустим, мая. Просыпаешься утром, а уже 1 июня, так внезапно, что просто ужас! И в школу идти не надо! А как же вздохи, коридоры, случайные встречи? Дожжжди, наконец, на полях тетрадок?
Только-только Нюта осознала весь наступивший ужас, как грянула новая беда – Олег Рэд укатил из города на все лето. Сначала на месяц к бабушке, в деревню, возделывать картофельные грядки, а потом собрался и вовсе за тридевять земель – на далекую Украину, в Киев, к каким-то родственникам.
И город для Нюты умер. И лето умерло. И навалилась на нее тоска. А кто не затоскует, скитаясь по кладбищу собственных воспоминаний, с трепетом оживляя в памяти – вот тут он вывернул из-за угла, а тут, на заросшем стадионе, гонял с парнями в футбол, а здесь однажды вечером играл на гитаре, и весь двор сбежался его послушать, и я в задних рядах…
40 
