— Большое спасибо, — пробормотала я, наконец открыла глаза и тут же встретилась с пристальным взглядом Макса.
Неожиданно какой-то мужчина бросился к сцене, споткнулся и завалился на барабаны. Он был в стельку пьян и, судя по южному акценту, — одним из родственников со стороны невесты или другом ее семьи.
— Эй, милашка! — веселился он, хватая меня за подол черного платья. — Знаешь, кто ты?
Бас-гитарист шагнул вперед, заслоняя меня от хулигана, но мне на выручку уже кинулся Макс.
— Сэр, — вежливо сказал он, — сдается, вам лучше уйти.
Пьяный оттолкнул его и схватил меня за руку.
— Ты, — продолжал он заплетающимся языком, — чертова сладкоголосая пташка!
— Не смей ругаться в присутствии дамы! — возмутился Макс и ударил его под дых.
Дебошир упал на вопящий котильон из подружек невесты и запутался в их длинных вечерних платьях.
В эту секунду какой-то бегемот в смокинге схватил Макса и перебросил через себя.
— Вот тебе за то, что ударил моего отца! — заявил он.
Макс свалился без сознания.
Завязалась настоящая драка — Хэтфилды против Макоев. Переворачивались столы, благообразные старушки срывали друг у друга ленты со шляпок. Музыканты похватали свои инструменты, боясь, что в пылу скандала их переломают. Я спрыгнула со сцены и склонилась над Максом. У него из носа и рта текла кровь, а ссадина на лбу кровоточила — он стукнулся о сцену, когда падал. Я положила его голову себе на колени и согнулась над ним, пытаясь заслонить от дерущихся.
— Это, — сказала я, как только у Макса задрожали веки и он открыл глаза, — было глупо.
Он усмехнулся.
— Я не согласен, — ответил он. — Я оказался в твоих объятиях.
У него так сильно текла кровь, что я настояла на том, чтобы отправиться в больницу. Он дал мне ключи от своего грузовичка и позволил сесть за руль, а сам прижимал салфетку к разбитому лбу.
— Похоже, свадьба Рейда оставит незабываемый след в памяти гостей, — задумчиво пробормотал он.
Я промолчала.
— Ты злишься на меня, — продолжал Макс.
— Это был комплимент, — наконец сказала я. — Ты ударил человека за то, что он отвесил мне комплимент.
Он ответил не сразу.
— Ты права. Я должен был дождаться, пока он сорвет с тебя платье.
— Он бы не сорвал с меня платье. Его бы остановили музыканты.
— Я хотел выступить в роли твоего спасителя, — признался Макс, и я взглянула на него в зеленоватом свечении приборной панели.
В больнице я сидела с Максом в приемном покое.
— Необходимо будет накладывать швы, — сказала я.
— И не только швы, — откликнулся он. — Начнем с того, что мой брат — и я в этом абсолютно уверен! — больше никогда не захочет со мной разговаривать.
Я не успела ответить. Отодвинув занавеску, вошел врач, представился. Натянул резиновые перчатки и спросил, что произошло.
— Я обо что-то ударился, — ответил Макс.
Он поморщился, когда врач стал ощупывать его рану на голове.
— Обо что?
— О кулак.
Врач достал из кармана халата фонарик и велел Максу следить за крошечным лучиком света. Я наблюдала, как он закатывает глаза, водит ими из стороны в сторону. Тут он поймал мой взгляд и подмигнул.
— Необходимо наложить швы, — подтвердил мои прогнозы врач. — Похоже, сотрясения нет, но было бы неплохо, если бы на ночь вы не оставались в одиночестве. — Он отодвинул занавеску смотровой. — Сейчас принесу инструменты и нитки.
Макс взглянул на меня, в его глазах застыл немой вопрос.
— Конечно, я останусь, — ответила я. — Врач же сказал.
Через неделю я вернулась к работе в ожоговом отделении больницы. Первым пациентом оказалась Серена, одна из моих частных подопечных, четырнадцатилетняя девочка из Доминиканской Республики. Она сильно пострадала во время пожара в доме, ее лечили на родине, но все закончилось обезображенным лицом и шрамами по всему телу. Она целых два года пряталась в темноте родного дома, до того как попала в Род-Айленд и ей не начали делать пересадку кожи. Во время визитов в ожоговое отделение я по целому часу уделяю ей, хотя изначально мало кто понимал, чем музыкальная терапия может помочь Серене. Она ослепла из-за катаракты, которая развилась, когда ее изуродованные шрамами веки перестали закрываться, и руками она двигала плохо. Сперва я просто пела ей, пока она не начала мне подпевать. В конечном счете я переделала под нее гитару, настроила инструмент на одну открытую струну, а потом оснастила ее металлической пластиной, слайдом, чтобы она могла играть. Я прикрепила липучки к тыльной стороне грифа, чтобы она буквально чувствовала аккорды, которые учится брать.