Ванесса разжимает руку. На ее ладони лежит золотое кольцо с россыпью бриллиантов.
— Если «всегда» — недостаточно долго, может быть, «до конца жизни»?
На мгновение меня словно парализовало, я не могу дышать. Я не думаю ни о последствиях, ни о том, как отреагируют на эту новость окружающие. Единственная моя мысль: «Ванесса моя. Моя и только моя».
Я снова заливаюсь слезами, но уже по другой причине.
— До конца жизни — это неплохое начало, — отвечаю я.
Меня окружают облака. Они касаются носков моих кроссовок. Стелются по полу. Наверное, я зашла настолько далеко, что оказалась на небесах. Вот только я совсем не хочу свадебное платье (сама покупка которого делает всю затею больше похожей на пытку).
Мама держит платье с декольте в форме сердца, которое заканчивается юбкой из перьев. Больше похоже на цыпленка, которого переехал комбайн.
— Нет, — говорю я. — Категорически.
— Вот там висит платье с кристаллами «Сваровски» на лифе, — настаивает мама.
— Сама его надевай, — бурчу я.
Идея посетить салон новобрачных в Бостоне принадлежит не мне. Моей маме приснился сон, и в итоге мы оказались в примерочной салона «Присцилла», и уклониться от похода куда не представляется возможным, — мама непоколебимо верит в пророческую силу подсознания.
Мама, которой понадобилась целая неделя, чтобы привыкнуть, что мы с Ванессой вместе, намного больше обрадовалась предстоящей свадьбе, чем мы. Мне в глубине души кажется, что она любит Ванессу гораздо сильнее, чем меня, потому что Ванесса серьезная, имеющая голову на плечах дочь, которой у мамы никогда не было. Дочь, с которой можно обсудить индивидуальный пенсионный счет и порядок выхода на пенсию, которая ведет книгу, куда записывает дни рождения, чтобы не забыть послать поздравление. Мне кажется, мама искренне верит, что Ванесса всегда будет обо мне заботиться, в то время как относительно Макса у нее были сомнения.
Но у меня все зудит в этом месте, где полно других невест, которые выходят замуж без всяких осложнений. Такое ощущение, что я буквально утопаю в тюле, кружевах и атласе, а ведь я еще ни одного платья не померила.
Когда к нам подходит продавщица и предлагает свою помощь, мама с широкой улыбкой делает шаг ей навстречу.
— Моя дочь-лесбиянка выходит замуж, — сообщает она.
Я чувствую, как пылают мои щеки.
— Чего это вдруг я дочь-лесбиянка?
— Ну, мне казалось, кому, как ни тебе, знать ответ на этот вопрос.
— Ты же раньше никогда не представляла меня: «Вот моя дочь традиционной сексуальной ориентации».
У мамы вытягивается лицо.
— Я думала, ты хочешь, чтобы я тобой гордилась.
— Не нужно делать из меня виноватую, — отвечаю я.
Продавщица переводит взгляд с меня на маму.
— Наверное, вам нужно еще несколько минут подумать, — говорит она и поспешно удаляется.
— Полюбуйся, что ты сделала. Поставила девушку в неловкое положение, — вздыхает мама.
— Ты смеешься? — Я хватаю с полки туфли-лодочки в блестках. — Привет! — передразниваю я. — А у вас нет таких туфель для моей мамы-садомазохистки? У нее тридцать восьмой размер.
— Во-первых, я не садо-мазо. Во-вторых, эти туфли просто ужасные. — Она смотрит на меня. — Знаешь, не все собираются на тебя нападать. Не стоит думать, только на том основании, что ты сама недавно стала членом гей-меньшинства, о других людях самое плохое.
Я опускаюсь на белый диван посреди гор тюля.
— Тебе легко говорить. Тебе каждый день не присылают брошюры из церкви Вечной Славы. «Десять крошечных шагов к Иисусу», «“Норма” не значит “Ненависть”». — Я смотрю на маму. — Тебе, возможно, хочется всем раструбить о моем новом статусе, но я не хочу. Не стоит никого вгонять в краску. — Я оглядываюсь на продавщицу, которая заворачивает платье. — Единственное, что нам о ней известно: она поет в церковном хоре Вечной Славы.
— Единственное, что нам о ней известно, — возражает мама, — она тоже лесбиянка. — Мама сидит рядом. Вокруг нас, напоминая небольшой взрыв, громоздятся платья. — Милая, что случилось?
К моему величайшему изумлению, мои глаза наполняются слезами.
— Я не знаю, что надеть на собственную свадьбу, — признаюсь я.
Мама бросает на меня взгляд, потом хватает за руку, стягивает с дивана и тащит вниз по лестнице на Боулстон-стрит.
— О чем, черт побери, ты говоришь?
— Невеста должна приковывать взгляды, — всхлипываю я. — А если так случилось, что на свадьбе две невесты?