49 
Доктор быстро оделся, взял саквояж и без лишних слов сел в присланный за ним экипаж. Ему было не впервой выезжать к пациенту в столь неурочное время – болезнь, увы, всегда приходит не вовремя.
Доктор вошёл в спальню молодого графа, когда тот уже совершенно ослаб, лицо его покрывала мертвенная бледность, кашель к тому времени прекратился. Григорий едва дышал…
Доктор внимательно осмотрел пациента, затрудняясь с постановкой диагноза. Он пытался расспрашивать больного, но тот, увы, едва мог шевелить языком. От прислуги доктор узнал, что барин изволил приехать недавно, под утро, навеселе, и ему стало дурно, когда он собрался почивать.
Неожиданно Григорий обратился к доктору:
– Я не хочу умирать… Спасите меня…
Доктор при всём своём опыте пребывал в растерянности. Он пытался, как мог, помочь Григорию.
– Выпейте вот это, ваше сиятельство. – Доктор поднёс к губам Григория небольшую склянку с каплями. Но он тут же закашлялся, лекарство вытекло изо рта.
Доктор не знал, что делать.
– Это она, моя жена… Она, всё она… И Анатоль… Они вместе… – едва слышно пролепетал Григорий.
Вскоре его не стало…
* * *
Доктор пребывал в ужасном состоянии. Разумеется, не в первый раз ему приходилось видеть смерть пациента, даже такого молодого, как Григорий Шаховской. Невольно он обдумывал последние слова Григория.
«Неужели отравили?.. Жена и этот Анатоль… Ах, да! кузен молодого графа – Анатоль Дубовицкий. Помню, помню… Вечно набивал в детстве шишки, а в юности не раз натыкался на чужой увесистый кулак… Симптомы весьма странные для простуды или воспаления лёгких… Нетипичные… О скоротечной чахотке и речи быть не может… Для её развития всё равно нужно некоторое время. Здесь же произошло всё слишком быстро… Днём граф чувствовал себя прекрасно, а вечером закашлялся и умер…»
Ещё раз всё обдумав, доктор решил сообщить о своих подозрениях в жандармский участок, что на Воздвиженке.
Он строго-настрого запретил трогать тело усопшего.
– А где жена покойного? – поинтересовался доктор.
Дворецкий замялся, но ответил:
– Так она, сударь, здеся не живёт. Да-с… У батюшки своего, в купеческом доме, стало быть, обретается… Не пошло и года, как купчиха вышла замуж за Григория Николаевича, царствие ему небесное, – дворецкий перекрестился и смахнул тыльной стороной ладони слезу, – как стала сиятельной графиней и получила всё богатство рода Шаховских.
Доктор ничего не знал о смерти старого графа и удивлённо воззрился на дворецкого.
– А как же Николай Яковлевич?
– Так помер он, недавно совсем. Григорий Николаевич его похоронили-с, в имение ездили-с.
– М-да… – задумчиво протянул доктор, убедившись в правильности своих намерений отправиться в жандармский участок на Воздвиженке.
Он извлёк из кармана жилета бригет, открыл его: часы показывали четверть девятого. На Воздвиженку ехать было ещё рановато, зато желудок давал о себе знать. Как говорится: война войной, а еда едой.
Дворецкий, хоть и был расстроен смертью молодого хозяина, без труда уловил желание доктора.
– Чаю желаете, господин доктор? Наша кухарка отменные печёт пирожки.
– Что ж, пожалуй…
* * *
Алексей Федорович Полянский с утра страдал мучительной мигренью и молил бога, чтобы сегодня на него не свалилось никаких неотложных дел. Но, увы…
Не успел он расположиться за рабочим столом, как дверь кабинета отворилась, и вошёл пожилой мужчина в тёмном пальто с нутриевым воротником.
Смерив его взглядом и заметив в руках увесистый саквояж, Полянский отчего-то подумал: доктор… Точно, доктор.
Посетитель представился Варфоломеевым Георгием Антоновичем. Полянский оживился: он не ошибся в своих наблюдениях.
– Простите меня, Георгий Антонович… У меня страшная мигрень с утра, измучила совсем.
Доктор открыл увесистый саквояж, порылся в нём и извлёк некую коробочку.
– Вот возьмите, это непременно вам поможет. Очень действенное средство. Я им лечу жену банкира Проскуровского, как раз от сильных мигреней. Выпейте прямо сейчас и через полчаса боль пройдёт. Уверяю вас.
Полянский последовал совету доктора, выпил лекарство и заметил:
– Вы, я вижу прямо, от пациента.
– Да-с… От вас, сударь, ничего не скроешь.
И господин Варфоломеев рассказал поручику престранную историю о смерти графа Шаховского, Григория Николаевича.
Полянского не покидало ощущение, что где-то он уже это слышал… Наконец он вспомнил: Николай Жуков, картёжник и завсегдатай салона Сильвии Либуш, скончался у себя на квартире при весьма схожих обстоятельствах. Доктор, который ему пытался помочь, заподозрил отравление ядом. Но это так и не подтвердилось.
49 
