Последние отзывы

  33  

И может быть, молодой охотник за богатыми невестами сразу понял, какие выгоды несет ему возвращение старой любовницы, которая так исступленно не хотела его отпускать? И он понял, в одну минуту все просчитал, все сложил в столбик — и отчаяние увядающей женщины, и ее богатство, и желание бежать с ним… Разве не меркло рядом с этим хорошенькое личико Светланы, ее трогательная доверчивость, ее финансовая зависимость от матери, в конце концов?

Ведь тогда, когда они с юной хохотушкой подъезжали к этому так хорошо знакомому ему особняку, разве не резанул его страх? Он все понял, и ужаснулся тому, как жестоко ошибся. Ведь стоит матери узнать, что избранник дочери — ее бывший любовник, им обоим несдобровать… Поэтому он и сбежал тогда, скрылся, едва только притормозил автомобиль.

И разве мог он думать, что в конце концов все сложится так удачно? Он уедет отсюда, как и планировал, и уедет не один. Всего лишь маленькая замена, неистово ласкающая его женщина вместо восторженно влюбленной девочки, и мир падет к его ногам, и ни о чем не придется жалеть. Разве можно было подумать, что все сложится так удачно?!

Два часа на поспешные сборы — а кто бы мог ее остановить? Дочь спала крепким сном, а бывший муж совсем не интересовался ее времяпрепровождением — и вот уже спешно вызванное такси мчит их в Шереметьево. А там, уединившись под незначительным предлогом за стеклянной перегородкой, всего один звонок — «Дорогая, прости, я улетаю, не взыщи, но с твоей матерью у нас давние и почти что родственные отношения, такой напор страсти, я просто не сумел устоять!» — И огни взлетной полосы, и вежливые стюардессы с тележкой — «Чего изволите?» — и женщина, которая, он знал, никогда не сможет его оставить, нежно прижимается к плечу, и давняя погоня за лучшей долей закончена, он сумел, он выбрал, он победил!..

— Светлана. — Алина присела рядом с лежащей на ковре девушкой, погладила ее по голове. — Светлана, если бы вы знали, как я вас понимаю!

И девушка прильнула к ней, спрятала лицо на груди. Она не плакала. Но немое отчаяние передалось Алине, тронула в ней самые затаенные струны, и она заговорила:

— Светлана… Я знаю, мы поймем друг друга. Ведь мы ровесницы. Конечно, у нас совсем разное прошлое, но нам есть что сказать друг другу. К сожалению, жизнь жестока, и она все время приносит нам подарки, которых мы меньше всего хотели бы получить. Я тоже живу с огромной тяжестью на душе, пытаюсь быть как все, не выделяться… занимаюсь множеством дел, только чтоб не думать ни о ком… Это больно, когда понимаешь, что ты пуста внутри… когда тебя все покинули… Знаешь, когда вокруг обман, люди, которым ты доверяла, — врут, ты любишь, а они предают… Тяжело жить только на вере в себя, ведь ты не деталь в схеме, ты живая, а люди так редко это замечают…

— Холодно… Холодно… — шептала Светлана. — Как они могли так поступить со мной? Что я им сделала?

— Не надо никого судить… И, прежде всего, не надо винить себя… Не стоит брать на себя вину за то, что произошло. Ты не отвечаешь за их выбор. Ты сделала все, что могла, чтобы им было хорошо с тобой, и их беда, что они этого не оценили… И за эти последствия им придется нести ответственность самостоятельно. Бог им судья.

* * *

Прошло много времени — наверное, целая тысяча лет.

А может быть, всего полгода.

Однажды в прекрасный летний день, когда солнечные лучи, словно расплавленное масло, заливали комнаты, и в окна вместе с шелестом листвы врывались дразнящие июньские запахи — однажды Иван, сделав таинственное лицо, поманил Алину за собой.

— Давно хотел сделать это, да все не подворачивалось случая, — сказал он, усадив ее в кресло с роскошными подлокотниками, больше похожее на трон. — А сегодня решил: не буду ждать никакого случая, просто возьму и отдам тебе…

— Что? — распахнула она глаза.

— А вот. — И он извлек из кармана ярко-красную туфельку на длинном каблуке-шпильке, почему-то смутно ей знакомую. — Ты позволишь?

И, опустившись на колени, он бережно надел туфельку на ее ногу.

— Ничего не понимаю…

— Разве не узнаешь?

Прищурившись — на лакированной «лодочке» играли солнечные блики, — она смотрела на туфельку и не могла собрать в единое целое некие разрозненные и, казалось, вычеркнутые из памяти воспоминания. И вдруг…

— Да это же… Постой-постой! Это же те самые туфли, которые я потеряла, когда бежала, сломя голову, из ресторана, в котором на меня устроили дурацкий спор?!

  33