Следующие по рангу — буржуа Базеля и Давоса. Их очень немного.
Потом идут «проклятые частные собственники» городка. Таковых вполне хватает, и именно они составляют костяк анклава, нижне-средний слой. Небогаты, но уперты, трудолюбивы, крепки характером и целями. Много работают. Ссориться с ними никто не хочет и не будет. Все при оружии, правда, убогом, у некоторых есть автомобили, что поплоше.
Да! Чтобы не забыть, сообщу сразу же. В местной табели о рангах я как бы принадлежу именно к этому слою, хоть и не мелкий буржуа. До появления моей скромной персоны рейнджеров в швейцарском анклаве было трое, но все поочередно сгинули в дебрях Плохого Леса. Нормальная перспективка, а?
Рейнджер им нужен как для решения всяких мутных дел, так и для работы по заказу. Ну и для охоты — ведь в других секторах зверье действительно выбили напрочь. Так что вакантное место очередного «сумасшедшего с обрезом» было свободно, когда я мелким чертом выпрыгнул из табакерки Писателя. Можно сказать, что какая-никакая «пайцза»[15] у Феди имеется.
Вольные пахари города Базеля — предпоследняя категория табели о рангах. За ними сельское хозяйство и сфера обслуживания. Однако наличие столь естественной категории не может объяснить относительно высокого уровня процветания швейцарского анклава, маловато будет. Несмотря на многочисленность общины, имеющееся количество простых работников не смогло бы создать всех благ, необходимых для сладкой жизнедеятельности. И вот тут на сцену выходит самая низшая каста жителей конституционной монархии Швейцария.
Это рабы.
Сами «виксы» предпочитают официально их так не называть, да и в быту, в праздных семейных разговорах не употребляют именно этого, единственно верного слова. Их называют «рабочие». Там, где грунтовая дорога к КПП «Север», раздваиваясь после ответвления на Давос, уходит на запад долины, находится самый настоящий концлагерь, точнее — трудовой лагерь. Без всяких исправительных функций. Больше всего это похоже на зону. Сколько там сидит и работает людей, я сказать не могу. Два длинных рубленых барака. Это может служить жильем и для сорока человек, и для двухсот сорока. Напрямую я не спрашивал, тема эта не то чтобы табуированная, но… неприличная, что ли. Не любят они такого педалировать. Думаю, бараки неполные, строили с запасом, пожадничали. Большое количество потребовало бы другой инфраструктуры: столовой, БУРа,[16] комендатуры, как в «нормальном» лагере. Здесь же лишь хибара караулки.
Движения в зоне не увидел: все на переработке сельхозпродукции или тяжелых работах. Механизации у «виксов» почти никакой, один тракторочек бегает. Все вручную.
Интересно, женщины и дети африканцев там тоже сидят? Никогда не думал, что своими глазами увижу такое наяву. Странно, но я не могу сказать, что как-то люто возмутился и затаил зловещее в первую же секунду после увиденного. Наверное, я уже понял, что в новом мире человечеству придется многое переживать заново… а теперь и уверен: в данных условиях рациональные европейцы быстрей всех придут к скотским социальным экспериментам — «гитлеры» проснутся у них, а не у нас, уже в силу рациональности затрат и любви к экономической математике.
Знаю, что поначалу демократические швейцарцы впихнули за периметр сдвоенной «колючки» целиком весь монокластер мозамбикцев. Попробовали — видать, понравилось, и тогда они придумали, точнее, возродили, схему.
Я попытался поговорить на эту тему с фельдфебелем.
Рольф Бютикер оказался вполне готов к разговору. Понятно, почему — в начале славных дел они тут не раз терли этот гнилой вопрос, вяло или не очень спорили о рабстве и о расизме, пытались и находили себе оправдания, подводили философскую базу. Ну и подвели, как я вижу. Понятно же, как все это происходило: сначала постепенные разговоры о «резко изменившейся реальности», о «смене приоритетов». Потом о том, что на некоторые сообщества нормы этики и демократии распространяться в новом мире не могут. Далее идет «у нас нет другого выхода, нужно так или загнемся»…
А потом, всегда можно обозвать рабов просто пленными, заключенными, при необходимости — политзаключенными. Не задаром же их кормить, пусть арбайтен.[17]
Всеобщий плохой английский — он и спаситель, и помеха. Тем не менее я понял все, долго потом думал и сам для себя философию швейцарцев изложил. Это было… ну прям «Эмиль, или О воспитании». Книга, которой папка мучил меня в юности. Бедный Руссо.