Это были проститутки. Джеку этого знать не следовало, потому что ему было всего десять и его родители предпочитали делать вид, что проституции в Нью-Йорке не существует, как нет хулиганов, мэра-демократа и крыс в Централ-парк. Его в комнаты к гостям не пускали. Мать ходила туда-сюда, как Флоренс Найтингейл, носила им суп и одежду, а еще романы феминисток, таких как Бетти Фридан и Глория Стейнем. Отец как-то окрестил этих писательниц «цыпочками, которым не хватает настоящего мужика». Но хотя все делали вид, что между шлюхой наверху и приехавшей погостить двоюродной сестрой нет никакой разницы, Джек знал правду… и почему-то от этого знания у него всегда немного побаливал живот.
Как всегда, когда пентхаус блестел, а хлеб стоял в духовке, в воздухе витало ожидание. Джек сидел на лестнице и перебирал свои бейсбольные карточки, но на самом деле просто ждал, кто приедет в этот раз.
Без пятнадцати четыре приехала мама. А женщина, приехавшая с ней, оказалась совсем не женщиной.
Во-первых, она была меньше Джека. У нее были настолько большие глаза, что они занимали пол-лица, а такого грустного рта, больше похожего на крошечную прорезь, Джеку еще видеть не доводилось. Руки девочки нервно подергивались, как будто ей просто необходимо было что-то держать.
— Это Эмма, — сказала мама.
А девочка повернулась и стремглав бросилась назад в лифт.
Это было второе, что отличало ее от обычных «гостей»: она здесь оставаться не хотела.
— Отлично, — вздохнула Анна-Лиза, — в таком случае я еду в тюрьму.
Джозеф Сент-Брайд вздохнул.
— Анни, я понимаю, что у тебя разрывается сердце. Но ты не можешь забрать ребенка у родителей без разрешения опекунского совета.
— Ты ее видел? Что мне оставалось делать?
Она говорила так тихо, что Джеку пришлось напрячь слух, чтобы услышать разговор за закрытыми дверями библиотеки.
— Джозеф, ей всего девять лет. Ей девять лет, а ее сорокалетний дядя ее насилует!
Джек знал, что такое изнасилование: невозможно жить с такой матерью — предводительницей крестоносцев в борьбе против насилия над женщинами — и не знать этого. Изнасилование как-то связано с сексом, а секс — нечто слишком неприличное, о чем даже думать стыдно. Он попробовал представить, как Эмма, которая кричала и упиралась, когда ее несли наверх, занимается этим со взрослым мужчиной, и его чуть не вырвало.
— Пойди сам посмотри! — вдруг крикнула мама, и они поспешно вышли из библиотеки, настолько сосредоточенные на своем споре, что, слава богу, не заметили сидящего у дверей Джека.
Он тайком пробрался за ними. Они заперли девочку. Джек не помнил, чтобы за все годы, что мама занимается спасением несчастных женщин, она хотя бы раз кого-то закрывала в комнате.
Отец негромко постучал и вошел.
— Эмма, привет, — мягко сказал он. — Я муж Анны-Лизы.
Эмма открыла рот и начала кричать. Ее крик эхом отозвался у Джека в голове, и, вероятно, из-за него внизу даже лопнуло несколько хрустальных бокалов.
— Выйди, — велела мать, — она тебя боится.
Джозеф вышел в коридор, прикрыл за собой дверь и посмотрел на Джека.
— Мне очень жаль, что ты стал этому свидетелем.
Джек пожал плечами.
— А мне жалко Эмму, — ответил он.
Анна-Лиза обратилась в суд и получила временную опеку над Эммой. Прошел месяц. Девочка начала есть, стала выглядеть здоровее. Но каждую ночь она пыталась сбежать.
Однажды ее нашли под лестницей, где любил прятаться Джек с приятелями. Один раз в мусоропроводе. Еще раз ей удалось выбежать в прихожую, где Корасон ее и догнала.
Мама говорила: все потому, что Джозеф напоминает Эмме о том, что с ней произошло.
— Меня выгоняют из собственного дома. Никуда не поеду! — возмущался отец, и ссора вспыхивала с новой силой.
Джек ничего не говорил, но сам думал, что маму должно перестать беспокоить то, от чего бежит Эмма. На его взгляд, тайна заключается в том; куда она направляется.
Джек соорудил ловушку для грабителей, натянув перед дверью нейлоновую леску, уверенный, что обязательно проснется от шума падающего на ковер тела. Он выпрыгнул из постели и увидел лежащую на полу полностью одетую Эмму.
Она взглянула на него, оценивая, не из тех ли он, кого стоит бояться.
— Все в порядке, — прошептал Джек. — Я никому не скажу.
До этой секунды он не думал о том, что придется хранить ее секрет, возможно, даже помочь ей бежать.