21 
В сопровождении Лойхо я покинул постепенно пробуждающуюся деревню. Ибо женщины мапуче вставали рано, дабы заняться домашними делами. Так как в каждом доме было по несколько женщин, обязанности между ними делились. Кто-то готовил, кто-то шил, стирал, а кто-то ухаживал за огородом.
Мужчины же отправлялись добывать пропитание. Или же в нынешнее неспокойное время, они менялись на заставах, контролирующих подступы к селению, дабы испанцы (как ни прискорбно об этом писать – мои соотечественники) не смогли приблизиться незамеченными.
Итак, мы покинули селение, направившись в горы по тропинке, известной лишь вождю, его сыну и ульменам. Лойхо прекрасно ориентировался в горах, и мы достаточно быстро удалились от селения. А, когда солнце уже стояло в зените – достигли храма Луны.
Моему взору открылась небольшая ровная площадка. Храм, построенный из камня и прилепившийся к горе, подёрнутый белёсой дымкой, был почти незаметен. Его выдавала лишь чернота входа, более похожего на спуск в подземную пещеру.
Лойхо оглянулся и пристально на меня воззрился.
– Сейчас мы войдём в храм, монах. Ты не передумал? – спросил он на кечуа.
– Нет, – уверенно ответил я. – Почему я должен передумать? Ты что намерен принести меня в жертву своим богам?
Юноша улыбнулся.
– Ты храбрый монах. Поэтому-то и понравился моему отцу… – сказал Лойхо и растворился в черноте входа. Я последовал за ним.
В первый момент мне показалось, что я ослеп. Двигаясь по наитию за юношей, мы достигли, наконец, небольшого помещения, скудно освещённого факелами.
На каменной стене виднелся искусно высеченный женский лик, вероятно, богини Килиан. Я в полумраке смог различить её правильные черты лица. Перед ним стол алтарь, почерневший от времен и крови.
Словно из воздуха перед нами появилась молодая жрица. Её одеяние, просторная чёрная шаль-кепам, скреплённая на плече заколкой-тупу, полностью закрывала её фигуру от плеч до лодыжек.
– Великая Килиан ждёт тебя… – обратилась она ко мне. Я почувствовал, как внутри меня всё похолодело. Но, всё же, превозмогая страх, последовал за жрицей.
Пройдя по извилистым тоннелям, мы оказались в просторном зале, созданном природой. С его потолка словно сосульки свешивались множество сталактитов.
В центре зала на каменном троне, восседала древняя старуха, вся в чёрном, совершенно не похожая на богиню. Я замер, не зная, как себя вести.
Килиан впилась в меня своим цепким взором.
– Я ждала тебя, монах… Твоё появление было предначертано судьбой… – произнесла она на кечуа.
Невольно я оглянулся, за моей спиной стояли трое воинов, облачённые в шкуры лам, ибо в подземелье было холодно.
– Это мои телохранители… – пояснила Килиан и жестом велела им удалиться. – Ты пришёл с чистыми намерениями… Не так ли?
Я растерялся. Но, совладав с собой, ответил:
– Да, богиня. Я пришёл с миром…
– Нить судьбы привела тебя в храм Луны… – продолжила она. – Она вела тебя из Ла-Платы[28].
Я удивлённо воззрился на старуху.
– Откуда тебе известно, что я пришёл из Ла-Платы?
– Ты забыл, что я пророчица? У меня было видение…
– Какое? – поинтересовался я.
Килиан умокла, собираясь с мыслями.
– Я не могу озвучить его… Оно слишком сложное для понимания простого смертного, ибо оно ниспослано Нгемупуном, моим отцом и Вангленом, моим братом. Отец был мудрым правителем, а мой брат Ванглен – храбрым воином. Теперь их духи посещают меня…
Я замер, предвкушая, что Килиан посвятит меня в некую тайну.
– Словом, твоё появление повлечёт за собой цепь событий, нить судьбы соединит меня с Тамандуаре… И вместе мы сможем противостоять захватчикам…
Я сглотнул: захватчикам! Испанцам! Но я – тоже испанец! Но здесь про это, словно забыли…
– Я расскажу тебе легенду, которая вот уже тысячу лет живёт среди моего народа.
Я напрягся: как жаль, что я не смогу записать её…
Килиан, словно проникнув в мои сокровенные мысли, произнесла:
– Где твой дневник, монах?
Я, ошарашенный вопросом, развязал походный мешок, достал дневник и протянул его Килиан.
– Хорошо… – кивнула она. – Тогда пиши…
Она трижды хлопнула в ладоши. Появились жрицы. Две женщины несли небольшой столик, за ними шла ещё одна, сжимая в правой руке небольшой деревянный табурет, а в левой – прибор для письма.
– Ты удивлён?.. – спросила Килиан.
– Да немного… – признался я. Наконец, я устроился за столом, открыл дневник на чистой странице, обмакнул заострённую палочку в чернильницу и приготовился писать.
21 
