Особенно,... 
69 
В блиндаже уже вовсю царил ажиотаж: деловито перемещаясь по помещению, солдаты споро сворачивали все имущество. Ну не оставлять же противнику!
Пригибаясь под непрекращающимся обстрелом, офицеры под предводительством Фока быстро спустились к железнодорожной ветке, где на платформы уже грузились солдаты. Александр Викторович взглянул вправо – там вдали также стоял состав, и возле него наблюдалась такая же суета, что и здесь. Однако никакой паники, все возбуждены, но собранны, слышатся даже шуточки – как видно, это те, кто не потерял сегодня тех, с кем успел сблизиться за время службы. Большинство серьезны, у кого-то на глазах слезы, кто-то нервно кусает усы, кто-то сдерживает рыдания, но все до последнего излучают решимость и готовность сражаться и дальше. А еще взгляды. Взгляды, бросаемые на него, их командира дивизии, который стоит в сторонке и ждет, пока последний солдат не поднимется на платформу, взгляды, полные уважения и восторга. И как он мог даже ненадолго задуматься, отходить или нет? Правильное решение. Может, кто-то и скажет, что позиция оставлена слишком рано, но вот эти солдаты разбредутся по своим подразделениям, рассказывая, как ИХ генерал стоял вместе с ними под огнем и руководил боем. Приукрасят, не без того, но оно и к лучшему. Те, кто сейчас уходил отсюда, оставляя позиции противнику, были ЕГО солдатами, и их жизни были ему очень дороги.
Когда Фок прибыл на НП дивизии, там стоял непрекращающийся гомон, звучали зуммеры телефонных аппаратов, отдавались команды, выбегали и вбегали вестовые. Дмитриевский, склонившись над картой, что-то объяснял полковнику Ирману. Нормальная деловая суета. Хотя что-то Дмитриевский нервничал.
Отход прошел без каких-либо происшествий, если не считать того, что к моменту выхода к стрелке на станции Тафаншин, в настоящий момент разрушенной до основания, дабы лишить хоть каких-то укрытий противника, так как ее удерживать не планировалось, два состава с отходящими ротами и бронепоезда подверглись обстрелу. Но все обошлось – ни один снаряд так и не попал в цель. Едва японцами были обнаружены эти составы, обстрел позиций тут же прекратился. Как видно, Ноги сообразил, что там сейчас никого нет, и, скорее всего, двинул туда свои полки. Вот только Фок не собирался предоставлять в распоряжение противника готовые блиндажи. Как только на позициях были замечены солдаты противника, там вновь взвились султаны разрывов – это сработала конно-охотничья команда, подорвавшая заложенные заряды, а затем верхами в спешном порядке начала уходить. Японцы пытались было их обстрелять, но тут, прикрывая отход всадников, заговорила русская артиллерии, на этот раз обрушивая огонь на позиции, еще недавно бывшие в руках защитников Квантуна.
– Смирна! Ваше превосходительство…
– Вольно, – перебил Дмитриевского Фок. – Докладывайте, подполковник, только коротко и по существу.
– Японцы высаживают десант.
– Ну это не новость.
– Но это другой десант – в бухте Меланхэ.
– А вот тут поподробнее. – Да что же это такое творится? Вот только что все было хорошо – а теперь плохо.
Кто бы сомневался. Уже на следующий день после посещения Фока поступило распоряжение, согласно которому отдельная ополченческая рота с приданной ей батареей переходила в подчинение командира четвертой Восточно-Сибирской стрелковой дивизии. Ну да и бог с ним. Главное, что Фок не собирался ставить палки в колеса и всецело одобрил намерения Гаврилова, а большего ему и не нужно. Вообще Семен был в немалой степени удивлен поведением нового начальника. По всему выходило, что он намерен буквально зубами держаться здесь, в районе перешейка. Это его намерение никак не вязалось с тем, что рассказывал Антон. Сам Семен мало интересовался историей, а о русско-японской войне знал только то, что таковая была и что царский режим получил по зубам, ведя захватническую войну. Знал о Цусимском сражении и сокрушительном поражении русского флота, в результате которого была уничтожена или пленена практически вся русская эскадра, ведомая бездарными адмиралами. Одним словом, позорная страница русского оружия.
Хороший позор, нечего сказать. Если правда все то, о чем рассказывал Антон, то в это верилось с трудом. То, что совершили предки в известной Семену истории, это не позор, а подвиг. Почти полгода тесной блокады, четыре успешно отраженных штурма, потери один к десяти – и ведь крепость не пала, ее сдали. Кстати, Фок и сдал. Нет, сдал Стессель, но по всему выходит, что Фок подвел под сдачу. Точно так же, как и сдал позиции под Цзиньчжоу. А теперь он собирается стоять тут так, как в годы своей юности на Шипке? Бред какой-то. Или кто-то захворал на голову, или он, Гаврилов, просто чего-то не понимает.
69 
