26 
А что до моды на восемнадцатилетних… Природу не обманешь. Рано или поздно мужчина все равно устает смотреть на форму и начинает искать содержание. На конкурсах красоты уже не присуждают первые места слащавым красоткам, демонстрирующим только свою сексуальность. Силиконовые груди выглядят все более отталкивающими и убивают в мужчине сексуальное влечение. Желание женщины быть красивее и изящнее — естественное и необходимое. Но если красивая форма не согревается красивым содержанием, она превращается в манекен, в резиновую куклу. И тот, кто отдает всю энергию созданию внешней красоты и не заботится о внутренней, может потерять именно то, к чему стремится.
На этих словах Игорь вдруг стал быстро съезжать с несколько нравоучительного тона доброго дяденьки-врача, взявшего на себя к тому же и дополнительную психотерапевтическую нагрузку. Мое лицо утонуло в его широких, шершавых ладонях, от которых едва уловимо пахло чем-то больничным. Шацкий прижал меня к себе, медленно потерся щекой о волосы:
— Он может потерять все то, к чему стремился, как потерял… тебя… — прошептал он еле слышно. — И я ужасно, страшно рад этому… Потому что иначе я бы никогда не встретил… никогда-никогда бы не встретил — тебя…
…Я не помню, как мы оказались у меня дома. Он целовал меня в губы, в лоб, в глаза, наклонялся к рукам, его губы скользили дальше — от ладони к запястьям, добирались до шеи, спускались к вырезу блузки… У меня моментально начинала кружиться голова, и таяла, таяла в кольце этих сильных рук, я плавилась у него в объятиях, как воск, я поддавалась ему, как мягкий пластилин…
…А потом был сон, было забвение. Я растворялась в океане его ласк, то поднимаясь, чтобы дотронуться до нового, незнакомого мне уголка на его теле, то снова окунаясь с головой в волны чувственности и наслаждения…
…А потом наступило утро. Я впервые за много-много месяцев проснулась и, еще не открыв глаз, сразу же почувствовала рядом тепло такого желанного, такого драгоценного тела… Приподнявшись в кровати, чтобы рассмотреть его как следует, я неловко повернулась — и Игорь моментально откликнулся… В утреннем полумраке наши тени затрепетали вновь, и первый робкий луч, прокравшись сквозь занавески пощекотать нас, испуганно прочертил по комнате узкую золотую полосу и замер, устыдившись, что стал непрошеным свидетелем того, как переплетались наши тела…
…А потом я от него сбежала.
* * *
Почему, едва-едва снова полюбив, только-только почувствовав уверенность в себе — я бросилась бежать от того, кто все это мне подарил, как черт от ладана?
Перестала откликаться на его звонки, пряталась, едва завидя его на улице, запивала громадным количеством снотворного глухую тоску моего тела по его чутким и отзывчивым рукам?
Я испугалась.
Испугалась, что второй раз может случиться то же, что и в первый, — и я этого не переживу. Испугалась того, что перестала мыслить свою жизнь без Игоря Шацкого.
Я смертельно испугалась, что наш роман, не успев начаться, оборвется по какой-либо глупой случайности, и оборвется как раз тогда, когда я уже не смогу представить своего существования без него… И все вернется: весь этот ужас черной тоски, и он снова оглушит меня, выльется мутной рекой, накроет меня плотной волной, затопит Москву, страну, мир, и мы умрем, не успев родиться.
Я так испугалась! Испугалась, что в один из дней я вдруг не смогу его обнять, прикоснуться к его волосам. Я так устала от боли, которая вот только недавно, вот только сейчас меня отпустила… И я все разрушила сама, и — я чувствовала это — я сделала ему очень больно, я предала его, получается…
Но потребность любить оставалась, и оставалась пустота в сердце, пустота в доме…
— Давай останемся друзьями, — попросила я Игоря, когда он все-таки заставил меня взглянуть ему в глаза.
Он долго молчал, а потом ответил:
— Хорошо. Пусть будет все так, как ты захочешь…
И тогда в моей жизни появилась Аленка.
* * *
Эта была солнечная девочка — самая маленькая из всех, кто смотрел на меня в той группе воспитанников детского дома, самая беленькая, самая пухленькая. И — самая несчастная. Они все несчастны, эти детдомовские дети, но в глазах вот этой коротко стриженной девочки плескался просто океан тоски. У нее была трагическая судьба и изломанное сердце. И такая жажда любви, что, хотя я и пришла сюда с целью усыновить мальчика (чтобы никогда больше не оставаться одной), в порыве — кто знает, сострадания или понимания? — наклонилась к ней, подхватила на руки и прижала к себе, чтобы больше никогда, никогда не отпускать…
26 
